Господин Разрушитель
Шрифт:
Я ждал, что он решит, как и фанатки. Захочет ли ради сию минутных денег и славы поддержать интерес к группе. И вместе с этим захоронить свою сольную карьеру. И каково же было моё удивление, когда он…
— Я согласен спеть под его именем. И быть им… То, о чём мы с тобой договаривались раньше, мне больше не нужно.
Это звучало так неубедительно и надломлено, что меня затошнило. Что он нёс?
— Почему? — затерялся мой сиплый вопрос в стуке в дверь. Я обозлённо взревел в её сторону. — Эй! Дай нам пять минут?!
— Да? А может, вы там камеры устанавливаете,
Последний удар сдавшегося Юргена прогремел в гримёрке и ещё какое-то время звенел в моей потяжелевшей голове.
Я был поражён решением Муратова. Его, очевидно, корёжило изнутри от боли. А меня глодала совесть.
— Все мои песни были о Вете, — едва разборчиво произнёс парень. От подтвердившейся догадки мне сделалось дурно, лицо нестерпимо загорелось жаром. — Я всё равно не смогу их петь… Я просто хочу продолжать делать то, что тебе нужно. И не хочу… возвращаться.
От благоговения перед его развёрнутым ответом я задержал дыхание. У меня появился свой послушный Юдин? Насовсем?
У Death Breath снова сформировался фундамент? Нереально талантливый гитарист. Одарённый охренительным голосом, какого мне никогда не видать. Популярный, а поэтому везучий и способный заработать нам целое состояние!
И с ужасно несчастными глазами…
— Знаешь… спасибо за телефон, Лёнь, — вздохнул Лёша. — Ты прав, нужно выйти на связь.
Я чуть не дрожал от пробирающего стыда. Всё сложилось в пользу группы, но ценой моего вранья о его ненаглядной Вилке.
— Б-брось…
— Я думаю, на самом деле ты неплохой человек, — продолжил растаптывать меня Муратов. — Извини, что говорил о тебе дерьмо. Я постараюсь стать для тебя настоящим другом.
50. Чего стыдится Господин
— Опустела шумная улица,
Стихли людей голоса.
В дело вступает безумица
В мокром плаще напротив меня…
Пермь. Я, торопясь отдышаться после двух бодрых блоков, уселся на борт сцены и начал снимать притаившуюся публику на телефон. По их вытянувшимся внимающим лицам мелькали сине-зелёные лучи прожекторов. Они искали горящими взглядами совсем не Господина. Впервые я, будучи солистом, находился на сцене без микрофона и слушал свою песню из чужих уст. Одноимённую, между прочим, с альбомом «Искушение». Я добровольно отдал Муратову ключевой трек тура. Так странно… Непривычно быть бездействующим наблюдателем.
По вискам стекал пот, а усилившееся сердцебиение слегка заглушало мужской бас в ушных мониторах. Волнение присутствовало. Больше не за себя, а за то, как усовершенствованного Ваню воспримут люди. Почему-то особенно за него. После утреннего телефонного разговора я приобрёл новый тревожный бзик. Может… это место соло-гитариста какое-то проклятое? Или фамилия его: «Юдин» автоматически накладывала на владельца бремя скрытности? Или же всё гораздо проще! Юдины страдали, попадая в круг моего влияния. Я источал зло.
Я был злом.
Но, на скромный взгляд злодея-продюсера, Лёше с амплуа маниакального психа подходил такой репертуар. Больше, чем мне. Он нуждался в том, чтобы
— Ты повернулась ко мне безликая
И поманила рукою к себе.
От испуга дыхание сбитое
Стало слышно на твоей стороне.
От томного взгляда
Расплывалось в глазах до смешного,
Твой призрачный шаг
Вывел меня на двойную сплошную!
Сегодня меня мутило от собственных метафор, намекающих на смерть. Или всё же так действовал хриплый лирический голос Лёши, проникающий за перепонки, куда-то вглубь ноющей головы? В его исполнении эта песня зазвучала так, как должна была с самого начала. Фанатам нравилось. Гитара, изливающаяся мелодией в его руках, заверещала в припеве вместе с единым хором инструментов.
— Ты тянешь мне руку и улыбаешься!
Я теряю сознание, оно задыхается!
Всё здесь не то, чем казалось вначале,
В этой реальности мне нужны жабры!
***
— Ты какой-то мрачный сегодня, — первым заговорил Муратов, прячущийся в капюшоне и трепещущих на ветру кудрях. Меньше всего я ожидал услышать такой вердикт от короля уныния. Даже Ева не стала меня ковырять. — Это из-за того, что я исполнил твою песню сегодня?
Я уложил Никольскую спать в своём номере, но сам так и не смог заснуть. Позвал посреди ночи Лёшу прогуляться по набережной Камы. Прохладно. Приглушённые огни, сопровождающие нас до моста, начали теряться в его ослепительном освещении. Я задрал голову, тоже в капюшоне, и всё смотрел на гигантскую дорогу, протянувшуюся над нашими бошками, через кромку солнцезащитных очков.
— Нет, причём тут ты?! — беззлобно отрезал я.
Дело было не в песне, не в Муратове. Я немного… скорбел.
Сами собой вспоминались те первые дни в Москве, когда мы выживали втроём с Андреем и Ваней, ночуя на полу комнатушек знакомых. Писали музыку, тексты. Самый первый гаражный альбом был не очень удачным, даже не считаю его за полноценную работу. Но благодаря его выходу мы смогли хотя бы снять квартиру через три месяца. Вау, нас узнавала шпана в спальных районах, платила за вход в обшарпанный клубешник. Это был настоящий прорыв. Потом уже, когда ты в миг становишься востребованным, кажется, что популярность была всегда. Путь к ней не запоминается — лишь отдалённо то дно, с которого всё начиналось. То дно, что я разделил с Юдиным…
— Короче, Лёш. Не будем переподписывать контракт. Могу только продлить сроки. Я хочу сдержать обещание. Давай сочиним тебе новые песни, от которых не захочется вешаться. Запишем вокал, гитару, аранжировку можешь взять полностью на себя, или найду нормального звукаря. Как скажешь, так и будет. Запишем альбом, и будешь исполнять… под фамилией Юдина.
Муратову срочно нужно было заняться делом! Я знал, о чём говорил. Самого ведь всегда спасала только работа.
Он отреагировал без энтузиазма, нахмурил свои косматые брови.