Господин Разрушитель

Лётная Марина

— Ароматные русые волны волос,

Во взгляде зелёные горы и скалы.

Она росла под присмотром небесных слёз,

В тёмных объятиях густого тумана.

— Лёнь… Это что, твой голос?

Я впал в ступор. Кивнул, продолжая следить за её бегающим по моему лицу ошалелым взглядом.

— Девушка-чай

С горы Уишань.

Братья её— ветра, ураган и утёс

Взрастили в ней послевкусие сладкое.

Тому, кто пленился горечью девичьих слёз,

Девушка-чай откроется с пятой заварки.

Ева слушала внимательно,

стремительно меняясь в лице. Не понимая, как дождаться её вердикта, я беспрестанно надувался воздухом. Плечи задрались, дыхание перехватило, а выдохнуть не получалось. Я нахмурился, поняв, что она выглядит уже не так счастливо, как пару минут назад.

— Девушка-чай

С горы Уишань.

Чиста, как глоток проступивших рос

На листьях раскрывшихся чайных.

Я боялся близости с ней, словно гроз,

Но понял, что ближе её не бывает.

Песня увенчалась соло и стихла, началась реклама.

Тогда тяжело дышащая голая Ева, продолжающая сидеть на мне, отвернулась к балкону и спряталась за копну высыхающих волос. Из меня будто выкачали кровь. Я обледенел изнутри, страшась пошевелиться.

Что это значит?

— Эй… Тебе не понравилось?

Боже… Я всё испортил!

— Очень понравилось! — напугано выпалила девчонка и вдруг рухнула сверху, нервно впиваясь губами в мои напряжённые.

По сравнению с нашим поцелуем до прослушивания её подарка на день рождение теперь Никольская показалась мне жутко холодной, растерянной, а её шкалящий пульс, раздающийся в теле, что я тревожно сжимал, было слышно чуть ли не громче моего. Сам я чуть не лишился сердцебиения от её реакции. В рёбрах мерзко скреблось и ныло.

Кажется, я шокировал Еву. Не стоило выдумывать глупости…

— С тобой всё в порядке? — она так шумно дышала и прижималась, что я не мог подобрать слов.

— Да! — жалобно всхлипнула девчонка. — Просто…

Я поймал Еву за подбородок, чтобы убедиться. Её зелёные глаза покраснели, пока она вздумала суетно гладить меня по голове. Сама этого не замечала.

Я понял, что такими темпами останусь без волос, и взял её тонкое запястье. Мягко переплёл наши пальцы, пытаясь передать ей через прикосновение немного оставшегося у меня спокойствия. Но её слёзы забрали последние крошки самообладания.

Нам было хорошо вместе без лишних сантиментов… Дебил.

— Просто это очень трогательно! — вдруг выдохнула Ева и улыбнулась. — Лёнь, мне никогда не посвящали песни…

Она вцепилась в меня, не понимающего, что и думать, мёртвой хваткой и не отпускала до тех пор, пока не перестала реветь.

52. Улика

Я бы ещё поспорил, насколько удачным получился подарок. Весь день девчонка как-то иначе на меня поглядывала. Исподтишка. Я ловил на себе её слишком осмысленные робкие взгляды и любую затянувшуюся паузу заполнял глубоким поцелуем. Это отвратительно срабатывало. Ева замирала в моих поглаживающих руках, страшась двинуться. Что-то изменилось между нами по

моей вине. Я только объяснить не мог, в чём состояло отличие. Появилась… неловкость, что ли? Исчезла её фирменная бесцеремонность.

Мы с Никольской провели сутки в Pullman, до глубокой ночи сидя на пустом берегу моря с полусладким вином, столовыми ложками и тортом. Я накидался, чтобы мне не чудилась всякая дурь, а она держалась даже в свой день рождения.

Во рту уже вязало от кислоты и приторного безе. Я воткнул перепачканную ложку в груду изуродованных коржей со смешавшимися разноцветными кремами и без сил распластался на покрывале. Песок под ногами уже остывал.

— Слушай, Лёнь, а когда у тебя день рождения? — заговорила Никольская, в тысячный раз за день поправляя волосы.

Нам сегодня было трудно молчать наедине.

Я подполз поближе к девчонке и лёг кружащейся головой ей на оголённые ноги.

Сощурился. На территории отеля позади пляжа сверкали фонари, дотягивающиеся светом до её расплывающегося лица. Волны, настигающие песчаный берег, шипели и бурлили.

Я ответил, как только вдоволь искусал нижнюю губу.

— Он был уже. Тоже пятнадцатого, только в июне, — Ева продолжила смотреть на море.

Наверное, стеснялась заглянуть мне в глаза.

— А-а… почему не сказал?

Я вспомнил, как тогда накануне мне позвонили из Подмосковья, и муторно вздохнул.

— Да ну зачем? Мне и так было нормально. Мы в тот день как раз приехали в Ижевск, все свалили гулять. Мы ещё втроём с Муратовым заказали шашлык в отель, помнишь? А ночью ты мне отс…

— Ладно-ладно! Всё, я поняла! — засмущаласьНикольская. — Настоящему мужчине для счастья много не надо.

— Да… — покорно согласился я и зажмурился, чтобы не видеть её лицо в этот момент. — Только чтобы ты была рядом.

Я клянусь!

Клянусь! Это последнее, что я себе позволяю под градусом… Возможно, стоило остановиться ещё на этапе её трогательной истории про чайные плантации и на хер удалить заметки.

Зачем-то ляпнул… Как будто мало было несуразности.

— Ребята, значит, не стали тебя поздравлять. Лёша и я не знали… А твоя семья? Не помню, чтобы ты вообще когда-нибудь созванивался с родителями.

Я шокировано распахнул глаза и уловил ускользающий взгляд Никольской.

Ничего не ответила… Ничего! Как будто не заметила!

— Мы не общаемся, — хрипло процедил я.

— Почему?

Я не выдержал. Подскочил, пошатываясь, с её бёдер и уткнулся носом в прохладную шею.

— Никольская… не меняй тему, а? Пожалуйста… Я делаю что-то не так? — этот нервный шёпот, принадлежащий будто чужому мужчине, прозвучал так жалобно, что я сморщился.

Еве не осталось выбора, кроме как приобнять меня под рубашкой. Горячие руки обвили голый торс, поглаживая меня по пояснице, покрывшейся мурашками.

Я почему-то был уверен, что ей понравятся телячьи нежности. Видимо, ошибался…