Госпожа Абу-Симбела
Шрифт:
— Ты хорошо знаешь, что это невозможно. Бедуины могут напасть на вас в пустыне. И этот поход приведет к многочисленным жертвам.
— Яхве защитит нас.
— Евреи — мои подданные, и я ответственен за их безопасность.
— Мы — пленные.
— Евреи вольны свободно передвигаться по стране и за ее пределами. Но то, что ты у меня просишь, неразумно в такое тревожное время. К тому же, многие не последуют за тобой.
— Я поведу мой народ к земле, которая ему обещана.
— Где находится она?
— Яхве откроет ее нам.
— Евреи так несчастны в Египте?
— Не имеет значения. Важна только воля Яхве.
— Почему ты так непреклонен? В Пи-Рамзесе существуют святилища чужих богов. Евреи могут жить в своей вере и на свой лад.
— Этого нам больше недостаточно. Яхве не выносит присутствия ложных богов.
— А ты не заблуждаешься, Моисей? В нашей стране мудрые всегда чтили единство богов в своем Принципе и многообразие в проявлении. Когда Эхнатон попытался утвердить культ Атона в ущерб другим созидательным силам, он совершил ошибку.
— Его вера оживает сегодня, очищенная от заблуждений.
— Почему единый Бог твоего народа отвергает присутствие богов других народов и уничтожает надежду на братство между людьми?
— Яхве защитник и помощник верным.
— Ты забудешь Амона? Он прогоняет зло, слышит просьбу того, кто возносит ее любящим сердцем, тотчас же приходит к тому, кто его зовет. Амон — целитель, дающий зрение слепому, не используя снадобья, ничто не ускользает от его взгляда, он — един и одновременно множественен.
— Евреи почитают не Амона, а Яхве, и это Яхве поведет их к собственной судьбе.
— Слепая вера ведет к смерти, Моисей.
— Мое решение принято, и я буду придерживаться его. Такова воля Яхве.
— Не тщеславие ли — считать, что ты единственный хранитель завета?
— Твое мнение мне безразлично.
— Значит, наша дружба окончена?
— Евреи выберут меня своим предводителем, ты же — владыка страны, где мы всего лишь пленники. Какими бы ни были дружба и уважение, которые я испытываю к тебе, они должны отступить перед моим предназначением.
— Упорствуя, ты глумишься над Законами Маат.
— Мне все равно.
— Ты веришь, что ты выше вечного закона Вселенной, которая существовала до появления человечества и, которая будет существовать после него?
— Единственной верой для евреев является вера в Яхве. Даешь ли ты согласие на наш поход в пустыню, чтобы там принести жертвы в его честь?
— Нет, Моисей; во время войны против хеттов мне нельзя так рисковать. Ни одно волнение не должно нарушить нашу защитную систему.
— Если ты настаиваешь на отказе, Яхве наполнит силой мою руку, и я сотворю чудеса, которые пошатнут процветание твоей страны.
Рамзес поднялся.
— К твоему сведению, мой друг, — промолвил он, — я презираю шантаж.
ГЛАВА 27
Караван продвигался по пустыне. Египетское посольство, состоявшее из тридцати человек конных, писцов и воинов и сотен нагруженных подарками ослов, продвигалась между скалами, на которых были высечены гигантские фигуры хеттских воинов, двигавшихся на юг, к Египту. Аша прочитал надпись: «Бог грозы прокладывает путь воинам и дает им победу».
Много раз глава египетской дипломатии должен был увещевать небольшой отряд, обезумевший от устрашающего пейзажа и присутствия темных сил, бродивших по лесам, ущельям, горным массивам. Хотя он сам не чувствовал страха, все же Аша ускорил марш, счастливый тем, что избежал грабителей, свирепствовавших в здешних местах.
Посольство вышло из ущелья, прошло вдоль реки мимо скал, также украшенных скульптурами воинственных анатолийцев, затем продвинулось на равнину, созданную ветрами. Вдали показалась возвышенность, на которой была построена крепость, огромный и устрашающий пограничный столб империи.
Ослы то и дело останавливались: погонщики использовали все усилия, чтобы заставить их продвигаться вперед, к ужасному строению.
За стенами крепости притаились лучники, готовые выстрелить.
Аша приказал воинам сойти с лошадей и положить оружие на землю.
Размахивая разноцветным знаменем, глашатай сделал несколько шагов к воротам крепости.
Стрела расщепила древко знамени, другая вонзилась в землю у ног глашатая, третья оцарапала его плечо. Скривившись от боли, он повернул назад.
Тотчас же египетские воины схватились за оружие.
— Нет, — вскричал Аша, — не прикасайтесь к нему!
— Мы не позволим перебить нас! — запротестовал сотник.
— Такое поведение необъяснимо. Чтобы хетты озлобились до такой степени, необходимы веские причины, но какие? Я узнаю это только после встречи с комендантом крепости.
— После такого приема, вы же не считаете...
— Бери десяток воинов и скачите обратно; пусть войска наших провинций будут наготове на тот случай, если хетты предпримут наступление. Прикажи гонцам сообщить Фараону о создавшейся ситуации. Как только будет возможно, я передам подробные сведения.
Неприветливый прием покоробил сотника, и он не заставил повторять приказ дважды. Забрав раненого глашатая, воин повернул отряд обратно.
Тем, кто остался с Аша, было не по себе. Он написал на папирусе текст на хеттском языке, указав свое имя и титулы, прикрепил к острию стрелы и выпустил ее из лука к воротам крепости.
— Подождем, — посоветовал Аша, — либо они нас примут для переговоров, либо перебьют.
— Но... мы посольство! — напомнил один писец.
— Если хетты уничтожат наше посольство, просящее о переговорах, это значит, что скоро начнется новая война. Это ли не главное известие?