Госпожа Абу-Симбела
Шрифт:
— Он был моим другом, и я не могу поверить в его испорченную душу.
— Я тоже, я испытываю уважение к нему, но разрушительный огонь исходит из его сердца, именно этого я опасаюсь.
С озабоченным видом Сетау подошел к царской чете.
— Прости меня, я привык говорить прямо: Ка болен.
— Это серьезно? — спросила Нефертари.
— Я опасаюсь этого, Ваше Величество; мои снадобья не помогают.
— Ты хочешь сказать...
— Не будем обольщаться: это порча.
Дочь Исиды, чародейка по призванию, Великая Супруга Фараона поспешила к изголовью старшего сына Рамзеса.
Несмотря на боль, верховный жрец Птаха сохранял достоинство. Лежа на низкой постели с искаженными чертами лица, Ка прерывисто дышал.
— Мои руки неподвижны, — сказал он Нефертари, — и я не могу больше двинуть ногой.
Царица положила руки на виски юноши.
— Я дам тебе всю свою энергию, — пообещала она, — мы вместе будем бороться против смерти. Я дам тебе свое счастье, свою жизнь, и ты не умрешь.
В хеттской столице переговоры продвигались очень медленно. Хаттусили оспаривал каждый пункт, написанный Рамзесом, предлагал другую формулировку, упорно боролся с Аша, с трудом приходил к согласию, взвешивая каждое слово. Путухепа добавляла свои замечания, разгорались другие споры.
Аша сохранял невозмутимое спокойствие. Он осознавал, что присутствует при подготовке мира, от которого зависело счастье всего Ближнего Востока и большей части Азии.
— Не забывайте, — напомнил Хаттусили, — что я требую выдачи Урхи-Тешшуба.
— Это будет последним пунктом для обсуждения, — ответил Аша, — когда мы подпишем соглашение по всему договору.
— Замечательно... Но вы убеждены, что император полностью доверяет вам?
— Если бы он допустил этот промах, был бы он императором хеттов?
— Читая мои тайные мысли, не подвергаете ли вы опасности исход переговоров?
— У вас есть тайные мысли, Ваше Величество, и вы пытаетесь добиться договора более благоприятного для хеттов, чем для Египта... Моя роль состоит в том, чтобы установить равновесие на чашах весов.
— Тонкая игра... может быть, обреченная на неудачу.
— Будущее мира... вот что доверил мне Рамзес, вот что находится в наших руках, Ваше Величество.
— Я спокоен, рассудителен и упрям, мой дорогой Аша.
— Я такой же, Ваше Величество.
ГЛАВА 53
Серраманна больше не покидал помещения, выделенного для его наемников. Лишь позволял себе некоторые развлечения с женщинами из харчевни, но удовольствию не удавалось оторвать его от навязчивой идеи: противник неизбежно совершит ошибку, и он должен быть бдительным, чтобы воспользоваться этим.
Болезнь Ка повергла сарда в глубокую печаль; все, что касалось несчастий царя и его близких, приводило его в расстройство, как если бы царская семья была его собственной, и он топал ногами, разозленный, что не мог раздавить врагов Рамзеса.
Один из наемников пришел с донесением.
— У евреев происходят странные вещи...
— Объясни.
— На дверях их домов видны следы красной краски. Я не знаю почему, но подумал, что это могло бы вас заинтересовать.
— Ты хорошо сделал. Приведи ко мне Абнера под любым предлогом.
Дав свидетельские показания в пользу Моисея, каменщик Абнер, имевший склонность грабить своих братьев-евреев, больше не заставлял говорить о себе.
Опустив голову, он чувствовал себя как не в своей тарелке.
— Может быть, ты совершил преступление? — спросил Серраманна грозным тоном.
— Нет, нет, господин! Мое существование так же незапятнанно, как белое платье жрецов.
— Тогда почему ты трясешься?
— Я только презренный каменщик и...
— Этого достаточно, Абнер; почему ты запачкал дверь своего дома красной краской?
— Это случайно, господин!
— Случайность, которая повторилась на десятках других дверей! Прекрати принимать меня за идиота.
Гигант-сард заставил хрустеть суставы своих пальцев, еврей подскочил.
— Это... это обычай!
— А, да... А если бы мой обычай заключался в том, чтобы отрезать тебе нос и уши?
— Вы не имеете на это права, суд вас обвинит.
— Чрезвычайное обстоятельство: я расследую порчу, наведенную на старшего сына Рамзеса, и я бы не был слишком удивлен, узнав, что ты замешан в этом.
Судьи выказывали большую суровость против тех, кто практиковал черную магию; Абнер подвергался риску тяжелого обвинения.
— Я не виновен!
— С твоим прошлым было бы трудно в это поверить.
— Не делайте этого, господин, у меня семья, дети...
— Или ты говоришь, или я обвиняю.
Абнер не долго колебался между своей безопасностью и безопасностью Моисея.
— Моисей навел порчу на первенцев, — признался он, — в ночь несчастья они будут убиты Яхве. Чтобы он пощадил евреев, нужен был отличительный знак на их домах.
— Всеми демонами моря клянусь, этот Моисей — чудовище!
— Вы... вы меня отпустите, господин?
— Ты разболтаешь, змееныш; в тюрьме ты будешь безопасен.
Явно удовлетворенный Абнер кивнул головой.
— Когда я из нее выйду?
— Когда произойдет эта ночь несчастья?
— Не знаю, но скоро.
Серраманна кинулся к Рамзесу, тот принял его сразу же после встречи с земельным управителем. Очень обеспокоенный болезнью Ка, которому только магия Нефертари сохраняла жизнь, Неджем едва мог исполнять свои обязанности; но Рамзес убедил его, что служба стране и сообществу египтян была важнее любого несчастья. Будь хоть то личная трагедия.
Сард рассказал о допросе Абнера.