Госпожа Эйфор-Коровина и небесная канцелярия
Шрифт:
Отец Эрменегильдо прошептал мадам Вербиной на ухо, что именно укреплено на мячике. Люба покраснела до корней волос, но потом не удержалась и хихикнула в ладошку.
– Говоря же о том, что этот пояс больше от вас самой, чем от насильника, я имел в виду вашу страстную натуру, - продолжил отец Эрменегильдо.
– Да вы же сами просили меня выписать вам из Германии этот образчик! Ну вспомните! После того, как вы трижды не смогли устоять против плотских соблазнов по дороге в Мадрид, и четырежды по дороге обратно. Ох, донья Инесс, должно быть, я наложил на вас слишком суровую епитимью.
– монах улыбнулся, но как показалось Любе, несколько натянуто.
Люба стояла красная, как рак, держа в руках пояс целомудрия. Мадам Вербина была готова заплакать. Она-то, как раз, воздерживалась вполне достаточно! И оказалась вынуждена отдуваться за интрижки згой доньи Инесс по дороге в Мадрид и обратно! Люба и в Мадриде-то никогда не была.
– Ну ладно, я не буду настаивать, чтобы вы надели эту штуку прямо сейчас, днем я вам доверяю, но чтобы вечером - пояс был там, где ему надлежит быть. Договорились, вдова Боскана-и-Альмагавера?
Мадам Вербина оказалась в положении человека, которого спрашивают, перестал ли он пить водку по утрам. Дрожа от чувства совершающейся несправедливости, Люба захотела выкрикнуть из Ильфа и Петрова: "Торг здесь неуместен!", но вслух только кивнула.
– Донья Инесс, в этом мире много красивых мужчин. Обещаю потом посылать к тебе всех самых красивых хористов, - улыбнулся отец Эрменегильдо. Мадам Вербина вспыхнула и хотела сказать, что это уже слишком, но францисканец стал неожиданно очень серьезным и предупредил ее: - Опасайтесь дона Хуана. Мне кажется, он что-то замышляет.
– Что вы! Он влюблен в меня!
– махнула рукой Люба.
– Дон Хуан де Бальбоа влюблен в богатство рода Боскана-и-Альмагавера, - печально ответил отец Эрменегильдо: - Но это было бы, пожалуй, и неплохо, - задумчиво поднес ладонь ко рту святой отец.
– В конце концов, он не станет причинять вреда курице, что несет золотые яйца, но его жена...
– Моя сестра?
– переспросила Люба. Краем глаза она увидела, что Ариадна Парисовна вылезла из угла и тоже внимательно слушает.
– Да уж! Ваша сестра отправила на костер всех красивых женщин в округе! И всему виной ее проклятая ревность. Алонца не допустит, чтобы дон Хуан стал твоим любовником. Будь осторожна, Инесс. Тебе лучше настоять, чтобы де Бальбоа убрались отсюда. Пусть едут в родовое имение дона Хуана, в Севилью.
"Ну и стерлядь же ты, донья Инесс!" - подумала мадам Вербина, послав гневный взгляд своему отражению.
– Только не перестарайтесь, донья Инесс, - почтительно сказал францисканец.
– Как не вовремя дон Карлос покинул нас! Ведь он собирался вышвырнуть этих де Бальбоа ко всем чертям.
– Интересно, что за идиот его удержал, - сердито пробурчала Люба.
– А этим идиотом бьши вы, донья Инесс, - францисканец поклонился.
– Я предупреждал вас, что следует остерегаться дона Хуана. Один раз вы меня уже не послушали. И вот результат, - монах указал на постель.
– Вы думаете, дон Хуан мог убить дона Карлоса?!
– Люба вытаращила глаза, но в глубине души ей почему-то стало приятно.
Никто из знакомых ей мужчин не смог бы совершить такого поступка. Дон Хуан, определенно, нравился мадам Вербиной все сильнее и, если можно так выразиться, глубже.
– Не исключено. Однако подумайте, что если умрете и вы, то единственной наследницей станет Алонца. Мне кажется, что вы ходите по самому краю пропасти, донья Инесс. Я очень переживаю, потому что обещал дону Карлосу заботиться о вас, о вашей душе. Подумайте все-таки о моем предложении перебраться под защиту ордена. Там вы будете в безопасности. Даже доминиканская ищейка отец Бартоломео не сможет причинить вам вреда, пока вы будете находиться на территории францисканского монастыря.
У Любы внутри все похолодело.
– Неужели все так серьезно?
– пробормотала она.
– Может быть, мы даже недооцениваем нависшую над вами угрозу, - лицо отца Эрменегильдо было очень серьезным.
Госпожа Эйфор-Коровина снова подумала об отражении демона в глазах умершего дона Карлоса. "Нужно как можно скорее проникнуть в покои дона Хуана", - подумала она. Интуиция подсказывала потомственной ведьме, что францисканец не зря считает положение очень серьезным. Тот, кто умертвил здорового молодого мужчину при помощи подвластного демона, может быть очень опасен. "Лучше бы мне найти его раньше, чем он обнаружит нас", - сказала себе потомственная ведьма.
– Но под каким предлогом выслать мою сестру с мужем?
– прошептала мадам Вербина, глядя на отца Эрменегильдо глазами полными ужаса.
– Под любым. Идите сейчас вниз и поссорьтесь с сестрой. Это будет нетрудно.
С этими словами францисканец перекрестил Любу и поцеловал ее в лоб.
– Храни тебя Господь!
– сказал он. Когда донья Инесс и Урсула скрылись за поворотом, монах вздохнул и добавил.
– Ради памяти дона Карлоса.
Отец Эрменегильдо приблизился к телу мертвого рыцаря и опустился перед ним на колени.
– Вот и случилось страшное, - сказал он, положив голову на свои молитвенно сложенные ладони, - не уберег...
Плечи францисканца вздрогнули, а затем и по всему телу прошла мелкая судорога. Монах плакал.
Мадам Вербина осматривала свое новое жилище, разинув рот.
Просторные залы тянулись непрерывной чередой. Рыцарские доспехи на невысоких тумбах, картины в драгоценных рамах, огромные кресты и деревянные изображения святых...
– Какой замок!
– воскликнула восхищенно Люба.
– Смотрите, стены из тесаного камня. Только коридоры узковаты. Зато потолки!
– Картины фантастические, - сказала Ариадна Парисовна, показывая на раннего Босха, чьи творения занимали половину стены.
– Какие-то они все плоские, - капризно ответила Люба.
– И уродливые.
– Ну это как сказать...
– ведьма едва поспевала за мадам Вербиной. Ноги, изуродованные подагрой, в самый раз пожелать заклятому врагу.
– Нет, картины мне не нравятся, - вынесла свой вердикт Люба.
– Объема не хватает! Похоже на эту... Как ее? Ходили мы недавно от нечего делать на выставку художников... Слово из головы выскочило... Доверчивых, что ли?