Госпожа Эйфор-Коровина и небесная канцелярия
Шрифт:
– Инесс! Это Алонца, мы уже можем войти?
– раздался тонкий, и, как показалось Любе, стервозный голосок.
– Я вхожу! Сердце мадам Вербиной колотилось с частотой двести ударов. Обильно покрывшись холодным потом, Люба, даже не глядя на эту Алонцу, уже поняла, что терпеть ее не может. Что за привычка ломиться в чужую спальню с утра пораньше?
Дверь распахнулась и на пороге появилась Алонца. Маленькая, жирненькая, рыжая особа, с малюсенькими водянистыми глазками. Люба моментально окрестила ее "Тыквой". Взгляд "тыквы" впился в лежащее
Мадам Вербина подумала, что если она спит, то удивляться ничему не нужно, а если она сошла с ума, тем более.
– О, Боже! Это ты его убила! Это ты! Я знаю! Теперь тебе достанутся все его деньги!..
– злобно взвизгнула стервоза и затопала ногами.
"Да-а, - протянула про себя Люба.
– Хорошее знакомство с хорошим человеком..."
Позади Алонцы толпились люди. По виду и запаху - натуральные бомжи.
Люба почувствовала, что вот-вот потеряет сознание. Единственное, что ее удерживало от обморока - это страх опять оказаться черте где. Впрочем, постепенно ею овладело любопытство. Если это сон, чем же он закончится? Неожиданно внимание мадам Вербиной привлекла какая-то горбатая старуха в засаленном чепце. Она влезла на невысокую скамеечку, позади толпы, и начала корчить Вербиной немыслимые рожи, отчаянно при этом жестикулируя. "Что за ненормальная?" - подумала Люба. Старуха расстегнула ворот своей рубашки и показала ожерелье из необработанных сапфиров, затем подняла руку и продемонстрировала ей серебряный браслет, Ариадна Парисовна!
– Что ты молчишь, как истукан?!
– взвизгнула Алонца.
– Нужно же послать за отцом Бартоломео! Душа дона Карл оса уже наверняка на пути в ад!
Ариадна Парисовна хлопнула себя ладонью по лбу. Люба отчетливо прочитала по ее губам: "Ну, говори же, что-нибудь, дура!".
– Все вон!
– заорала мадам Вербина и приподняла брови, вопросительно глядя на Ариадну Парисовну.
"Бомжи" переглянулись и возмущенно зашелестели, как березы на ветру. Госпожа Эйфор-Коровина закатила глаза и повертела пальцем у виска.
– Я передумала!
– тут же завопила мадам Вербина.
– Останьтесь!
И перевела взгляд на Ариадну Парисовну. Та показала пальцем на Алонцу и скорчила умильную рожу, призывая выказать жирной корове дружелюбие. Суфлерща сделала жест - будто гладит стервозу по голове.
– Моя возлюбленная- Алонца!
– изрекла Люба с шекспировским пафосом.
– Приди на грудь мою, мечтаю я тебе поведать о...
Тут она замялась, увидев, что старуха наморщила нос и отчаянно колотит себя кулаком по лбу.
– В общем, я тебя люблю и требую ответа - взаимна ли моя любовь?
– закончила свою тираду Люба.
– А! Пытаешься меня задобрить? Не выйдет!
– завопила рыжая бестия.
– Теперь нет никаких сомнений, что это именно ты извела несчастного дона Карлоса!
– Стыдись, Алонца! Твоя сестра вне себярт горя! Она обращается к тебе за поддержкой, а ты обвиняешь ее в убийстве! Разве ты не видишь, что дон Карлос умер от апоплексического удара? Вчера он как обычно много лил, не взирая на запрет врача, и вот печальный итог. Прояви христианское милосердие!
Люба повернула голову и застыла, как зачарованная.
На нее страстно взирал мужчина. Черные как смоль, кудрявые волосы, бородка на манер Джорджа Майкла, смуглое лицо, сочные, правильной формы губы, тонкий нос с небольшой горбинкой. Серый шелковый камзол с серебряным шитьем ловко облегал его статную, красивую фигуру, а серые чулки обтягивали стройные, мускулистые ноги. А главное - он смотрел на Любу так, словно хотел воспламенить ее своим взглядом. Надо признать, что ему это удалось. Мадам Вербина влюбилась с первого взгляда и забыла обо всем на свете, включая беснующуюся на своей табуретке Ариадну Парисовну.
– Скажи Инесс, тебе, наверное, хочется, чтобы приехал отец Эрменегильдо, а не отец Бартоломео?
– учтиво и вкрадчиво спросил красавец.
– Да! Да!
– томно простонала Люба, прикладывая руку ко лбу и не отрывая глаз от сказочного видения в сером камзоле.
Ариадна Парисовна запрыгала на месте, держа себя обеими руками за горло, но увидев, что Люба на нее не смотрит, махнула рукой и, насупившись, отвернулась.
– Теперь все состояние Боскана-и-Альмагавера, Принадлежит тебе, сестра, - продолжала злобствовать Алонца.
– Говорят, что счастливей чистой девушки, только богатая вдовушка.
– Заткнись, чертова тыква!
– вдруг вырвалось у Любы. Госпожа Эйфор-Коровина сорвала с себя чепец и вцепилась в него зубами.
Алонца будто только того и ждала. Удовлетворенная тем, что допекла сестру, она крикнула:
– Дон Хуан де Бальбоа, идем отсюда прочь! Не желаю терпеть оскорблений от этой мужеубийцы!
– и повернувшись к Любе спиной, вышла, гордо задрав все три своих подбородка.
– Алонца!
– красавчик кинулся вслед за "тыквой".
– Он ее муж?!
– Вербина вытаращила глаза. Ариадна Парисовна показала ей на свой рот и сделала жест, как будто его зашивает. Слуги удивленно переглянулись между собой.
– Так что, послать за францисканцем Эрменегильдо?
– подал голос молодой человек в рваном зеленом камзоле, оскалив в улыбке "кошмар стоматолога" желто-коричневые кривые зубы, стоящие "через один".
Любино лицо скривилось в гримасе отвращения.
– Неужели вы хотите, чтобы молитвы прочел отец Бартоломео?!
– с ужасом в голосе спросил слуга, увидев недовольную мину хозяйки.
– А какая разница?
– простодушно поинтересовалась Люба.
– Пошли за отцом Эрменегильдо! Не видишь - она не в себе!
– подала голос Ариадна Парисовна.
У Любы вырвался вздох облегчения. Она хотела сказать госпоже Эйфор- Коровиной какую-нибудь благодарность, но внезапно ощутила сильный и болезненный укол на голове, кожу будто обожгло.
– О, Боже!
– в ужасе прошептала Люба.
– Да у меня вши!
Она взвыла и зачесалась так, что пальцы аж свело от напряжения.