Госпожа поневоле или раб на халяву
Шрифт:
— Руки помой после контакта с карбюратором. И лицо… холодной водой. Может, взбодришься.
— После контакта с этим сволочем мыть надо все, — вздохнула я, сглотнула голодную слюну и пошла в душ. Выбралась оттуда через пятнадцать минут, посвежевшая, с мокрыми волосами и в любимом халате — том самом, розовом, который одалживала чертенку. Укуталась в теплое-мягкое по самый нос. А неукутанный нос сразу сунула в разогретую в микроволновке тарелку.
Все хорошо, но, кажется, я заснула примерно на десятой ложке.
Проснулась
Уютную тишину родной квартиры нарушил странный звук. Что? Стон? Как будто сдавленный… и кашель, кажется. И непонятное истерически-пронзительное, с подвизгом, гудение.
Я с минуту таращилась в темноту, пытаясь отделить сон от яви. А потом резко сорвалась с места. Чертенок! Градусник!!! Три часа ночи!!!
Когда я влетела в гостиную и щелкнула выключателем, чуть не грохнулась сразу у порога.
Чертенок нашелся сразу. Изжелта-зеленый, мокрый, как мышь после потопа, с закушенной губой… на полу возле дивана, скрутившись в какой-то невразумительный крендель. А со стола истошно орал и мигал злобный будильник.
Первое, что я сделала — схватила злобнометр, и от души шваркнула им об пол. Прибор истерично взвякнул и заткнулся, только изредка обиженно моргая огоньками, но, стоило на него покоситься, испуганно гас.
А я кинулась к чертенку, который обессиленной тряпочкой расползся по полу возле дивана. Убедившись, что этот… этот… черт безмозглый жив, и даже дышит с каждой минутой спокойнее и спокойнее, я набрала побольше воздуха, и…
— Ты идиот? — моему визгу позавидовал бы и злыдильник, так пронзительно получилось, у самой в ухе еще долго звенело.
Владис отрицательно помотал головой. Это движение далось ему непросто, но было видно, что градусник уже отстал со своим садизмом, и чертенок потихоньку приходит в себя.
— Б……. твою…….. и три раза….. через…. а потом……. и туда…… наконец! — выдала я в полный голос, возвращаясь из кухни со стаканом воды. Присела возле этого партизана-добровольца, чтоб он был здоров, и, приподняв голову, заставила напиться. Зубы выбивали бодрую дробь о край стакана, но воду он втянул моментом.
Допрос с пристрастием, по всем правилам образцового гестапо, выявил следующие факты. Я уснула за столом, и благородное оно притащило меня в спальню, даже из халата вытряхнуло и одеялком прикрыло.
Когда я не проснулась к половине двенадцатого, черт пришел меня будить. Будил, судя по всему, как-то странно, поскольку был послан в банк закрыть депозит, а потом я сообщила ему, что заказ еще не готов, приходите завтра.
И ЭТОТ ИДИОТ, вместо того, чтобы разбудить как следует, УШЕЛ! Подождать еще часик, как он сказал. А потом, когда злодиметр почему-то не стал шибать его сразу, тупо заснул. И проснулся не так давно от дикой боли.
На мой резонный вопрос, за каким… кандибобером он это сделал и чего собирался ждать, уже оклемавшийся засранец продемонстрировал мне гордый профиль с надутыми губами. Едрить твою кочерыжку, опять?! Чего у нас не так!?
Я обозлилась на не шутку. Герой подполья, блин, мазохист-передовик! И кстати, я точно помню, что когда перед ужином заглядывала в чертячье логово, градусник щеголял синим и красным столбиком где-то на одну треть шкалы. А сейчас оба опять на нуле, мать их стеклянную в багаж без упаковки!
В связи с высоким уровнем озверина в крови, дознание я продолжила. От злости безбожно пользуясь тем, что при должном упорстве не ответить на прямой вопрос это несчастье ходячее не может.
— В каком месте тебя опять прищемило? Чего надулся?
Чертенок зыркнул на меня обиженно-нахохлено из-под мокрых прядей волос, отвернулся, закусил губу, сжал руки в кулаки, как будто сдерживая что-то, рвущееся наружу…
— Тебе это не нравится. Все. Включая меня.
Тааак. Черти бывают разные. Черные, синие, кра… снозадые. Но всем, блин, одинаково хочется, на что ни будь зае…бочиться. Танцы с витаминками, часть вторая.
— Что конкретно мне не нравится так, что это не нравится тебе? Объясни подробно.
Владис посмотрел на меня как на слабоумную садистку. Но польза от диалога уже была заметна — градусник принялся сыто попискивать.
Буду выяснять до конца! Так что сверлим черта пронзительным взглядом и глаз не отводим.
— Мне все нравится, хаискорт! — рыкнул чертенок, и градусник пилимкнул как-то иначе, злобненько так.
— Не ври, — я была безжалостна.
Да к фигачьим бабушкам! Только все устаканилось, нате вам с кашей!
— МНЕ все нравится, правда, — процедил Владис, сквозь сжатые зубы и, спустя полминуты продолжил: — Я так не могу… У меня крыша едет от скуки.
— А сказать язык отвалится? Самому?
Я очень хорошо поняла о чем, он. Да я бы сама через два дня свихнулась от безделья на его месте. НО! Он не немой, и не пятилетний. И это не все, что я хотела выяснить.
— Я только сейчас понял, — хмыкнул чертенок.
— То есть, как по мозгам дадут, так в них и просветление. Понятно. Решим. Дальше. Почему. Ты. Меня. Не разбудил.
Ох, подсказывает мне женская интуиция, что это было вовсе не из жалости ко мне, уставшей.
— Я будил! — рявкнул Вдадис
— Чертенок, когда меня будят, я просыпаюсь, — я нарочно стала говорить спокойно. — Как следует будят. А люди, которым это действительно нужно, не ограничиваются тем, что два раза потрясут за плечо и шепотом попросят встать. Почему?