Госпожа поневоле или раб на халяву
Шрифт:
— Скажи. Скажи мне, — улыбнулась я, когда Владис в очередной раз умоляюще застонал, заглядывая мне в глаза. Парадокс… дурацкая синяя полоска тут же поползла вверх, а градусник замурчал почти так же довольно, как чертенок. Это отчетливо было видно — Владису нравится… НРАВИТСЯ! Вот так вслух просить меня.
— Можно? — почти промурлыкал он. — Пожалуууйста!
— Можно что? — с коварной улыбкой переспросила я, в очередной раз быстро сдвигая пальцы за мгновение до того, как они коснулись бы напряженной головки члена.
Миадерпиан
— Можно мне кончить, — Владис проговорил это, уже не совсем осознавая, по-моему.
— Нет еще.
Даааа, а я, оказывается, тоже умею быть этой… как ее… садюгой! Нет… а, садисткой!
— Ну пожааалуйста, — томно протянул чертенок, и взгляд стал кокетливо-заигрывающий. — Я же был хооорошим! — и в глазах чертики… стаями… хороший он!
— Ооочень хорошим, — согласилась я, и сама удивилась. Мой собственный голос предательски мурлыкает в унисон с Владисовым. Ну… и ладно… — Потому и нельзя. Пока, — моя рука снова порхнула мимо самого чувствительного чертячьего органа, почти коснувшись, почти ощутив шелковую нежность.
И тут градусник вдруг взял и… закурлыкал, как объевшийся крошек толстый голубь на бульваре, засиял и брлямкнул, сначала заполненной синей шкалой, а потом… золотой. Которая тоже выдала ликующую трель, и пропала. Хм, то есть, по его мнению, я уже достаточно довольна жизнью? Хрен вам!
Владис обернулся, выдохнул, вновь посмотрел на меня как-то изучающе, насколько это было возможно в том состоянии, котором он находился… сфокусировался и улыбнулся, хитро-удовлетворенно.
— Мыыышка, можно я кончу?
— Кончишь, — я решила не обращать на вредительский градусник внимания. — Чуууть позже. Я еще не… до конца морально удовлетворилась. Это ему, — кивнула я в сторону притихшего злодиметра, — хватит. А мне — нет.
— Да ты… у меня… садистка еще та, сееестренка, — протянул чертенок.
— Тебе самому нравится, — показала я ему язык, и без предупреждения провела пальчиком от основания члена до головки.
— Да меня…сейчас…разорвет… на сотню…на тысячу чертиков! Мыыышка, я тебе завтра еще вкуснее ужин приготовлю!
— Много разговариваешь, — усмехнулась я, обхватывая ствол пальцами под самой головкой, и чуть сдвигая кожицу. Черт, эта… игра… стала похожа на "помощь ближнему" или "медицинскую процедуру" не больше, чем тригонометрическая функция на валенок. А мне… все равно.
Владис зажмурился и замер:
— Ну мыыышечка, ну пожалуйста…
Я не стала отвечать. Вообще. Просто легонько перебирала пальчиками одной руки и мягко двигала другой, в пальцах которой была зажата пирамидка.
Чертенок сладко застонал, закрыл глаза и… похоже, практически отключился от реальности… только постанывал… все громче и громче.
— Можно, чертенок, — шепнула я, потянувшись к нему, почти в розовое ухо. И… легонечко подула.
Уууу…. Если бы я его молнией шибанула, эффект был бы не такой… впечатляющий. Его трясло и выгибало, совсем как в первый раз. А то и сильнее! Аж приятно посмотреть на дело… рук своих. Залив все покрывало, Владис бессильно рухнул на него пузом, как только сладкие судороги немного утихли.
В себя он начал потихоньку приходить только минут через пять-десять. И хорошо, что так долго, потому что я успела отдышаться, собрать в кучку разъезжающиеся мысли и конечности. Постучать по ним кулаком — мысленно. Сказать сердцу, что такими темпами оно точно сделает во мне дырку и это плохо кончится для нас обоих. Пойти… водички попить. И вернуться уже более-менее адекватным человеком.
— Чертенок, а ты в душ не хочешь?
На меня посмотрели одним глазом, едва оторвав голову от подушки.
— Давай ты сначала выпорешь, потом я сдохн… посплю… ладно, сначала под душ, там и сдохну… спать там неудобно. Короче выпори уже сначала, а потом под душ… и только потом! — Владис даже приоткрыл второй глаз. — Потом — спасатель!
— Программа принимается, — вздохнула я, и пошла доставать чертову палку.
Я ее на шкаф пристроила на постоянное место жительства, а то не хватало, чтобы Эмма Львовна об нее постоянно спотыкалась во время своих визитов. Она дама деликатная, но рано или поздно… наааафиг.
Злодейский красный столбик был заполнен чуть больше чем на треть, но это уже лучше, чем заполнять его с ноля. И все равно, у меня сердце болезненно сжималось каждый раз, когда расслабленное после оргазма чертячье тело выгибалось от боли. Пальцами он вцепился в покрывало, комкая и стягивая последнее все больше, но молчал, только дышал резко и прерывисто.
Только в самом конце не сдержался и сказал покрывалу, что оно "Хаискорт…грррбрррхррр" и дальше неразборчиво. Зато градусник сразу наелся и уснул, явно с чувством хорошо выполненного долга.
Я отнесла палку на шкаф, вернулась и села рядышком с бессильно распластанным по покрывалу чертиком. Погладила бедного. По волосам, влажным и взлохмаченным, по спине. Тоже влажной и горячей.
— Ща я кааак встану, — угрожающе прошептал Владис. — Кааак доползу до душа…
— Боюсь-боюсь. Тебе помочь?
— Сам… Ну или ладно… до ванной — помочь, — согласился чертенок, типа сделав мне одолжение.
Одолжение так одолжение… транспортировка полудохлой чертятинки в душ уже стала почти привычным делом. А пока он плюхался и булькал, я содрала с дивана уделанное мощным чертиным либидо покрывало и отнесла его в стирку. Перестелила ему постель и принесла новый тюбик спасателя из холодильника.