Госпожа Рекамье
Шрифт:
Если бы я вернулась теперь в Париж, то вновь окунулась бы в переживания, которые заставили меня уехать. Если г. де Шатобриан будет плох со мной, меня это сильно опечалит; если хорош — смутит, а я решилась отныне этого избегать. Здесь я нахожу развлечение в искусствах и поддержку в религии, которые спасут меня ото всех бурь.
Как можно убедиться, Жюльетта на пути к исцелению…
Смерть герцогини Девонширской
Конец Великого поста был отмечен новым испытанием: Жюльетта лишь недавно вновь обрела свою подругу Элизабет Форстер, герцогиню Девонширскую, и теперь вдруг потеряла ее. 30 марта 1824 года, после скоротечной болезни, она угасла на родине, которую себе избрала. Из родственников герцогини рядом с ней находился ее пасынок, наследник одного из крупнейших состояний и самых блестящих имен Англии. Поговаривали и даже писали, что он
Римский мирок был потрясен еще одной смертью, и более всех, как и в случае кончины герцогини-кузины, переживал Адриан: юная мисс Батерст, восхищавшая всех своей воздушной грацией, выступавшая вместе с Амелией на подмостках во время тройного театрального представления в палаццо Венеция, жизнерадостная танцовщица, которой любовался Делеклюз, утонула в Тибре во время конной прогулки, устроенной герцогом де Лавалем. Спасти ее так и не удалось… Ее гибель всех оглушила. Адриан был неутешен: он корил себя за то, что в некотором роде был причиной драмы.
Умы были заняты этим настолько, что долгое время спустя еще продолжали вспоминать юную красивую девушку, очаровавшую Рим, но танцевавшую только одну зиму… Стендаль неоднократно вернется к этому ужасному происшествию, Шатобриан тоже.
В довершение черной полосы королева Гортензия узнала в апреле о внезапной болезни и преждевременной кончине своего любимого брата, принца Евгения, — «упрямой головы», как говорил Наполеон, опираясь при этом на его повиновение и преданность… Жюльетта не колебалась ни минуты: она нанесла визит соболезнования своей подруге, явившись к скорбящим Бонапартам, презрев сплетни, которые не могли не родиться в атмосфере всеобщей недоброжелательности. Ее верность тем, кого она любила, стояла превыше всего и придавала ей мужества: «В подобном случае я не могу принимать во внимание интересы партии или общественное мнение: меня часто за это порицали и, возможно, еще будут порицать; мне придется смириться с этими упреками, ибо я чувствую, что буду заслуживать их постоянно».
Гортензия и Жюльетта встретились в последний раз 26 апреля, перед возвращением дочери Жозефины в Швейцарию: они решили прогуляться в Тиволи. Королева со своей свитой приехала туда в обществе лорда Киннэрда, пэра Ирландии, который участвовал в 1817 году в заговоре против Веллингтона и решил покинуть родину. Обе женщины любили эту сильную личность, несмотря на злобные слухи, касавшиеся его личной жизни и состояния, периодически приходивших в беспорядок. Г-жу Рекамье сопровождали Балланш и Ампер.
Г-жа Рекамье осталась в Риме, Гортензия же вернулась в Арененберг.
Мрачные часы миновали, весна завершалась в череде новых развлечений, неустанных поездок, паломничеств к самым замечательным памятникам. Жюльетта с замирающим сердцем вернулась в Альбано. Как и десять лет назад, когда она делила летний кров с семейством Канова, она играла на органе в церкви на рыночной площади. Она так была поглощена задумчивым и мягким обаянием замков, что потеряла шаль, спеша в Арриччу, откуда отправлялись верхом на ослах к дикому и древнему озеру Неми… Адриан не отходил от нее в тот день ни на шаг, предупредительный, внимательный, как в первый день их знакомства. Юный Ампер был мрачен: ему было неприятно видеть свою богиню «умиленной» воспоминаниями, и этот избалованный ребенок странным образом был несколько разочарован всеми этими красотами.
Каждое утро ходили на прогулку к вилле Боргезе, вилле Медичи. Когда смеркалось, предпочитали Пинчио. Амперу нравилось читать Данте, Ариосто или Байрона в тени деревьев. Настроение Жюльетты было безоблачным. Возможно, блуждая по огромным
Близился летний зной, побуждая строить планы. Может, поехать освежиться на берег моря? В Неаполь?
И вдруг в мирном салоне на улице Бабуина узнали новость, которая не могла не обратить на себя внимание: известие об однозначном и безвозвратном падении Шатобриана.
И все-таки Неаполь…
Это случилось утром на Троицу, но в Риме об этом узнали лишь десятью днями позже, а точнее, 16 июня: министр иностранных дел был низвергнут так же неожиданно, как и вознесен. Явившись в Замок засвидетельствовать свое почтение графу д'Артуа, он не был принят. Швейцар проводил его к частному секретарю графа, Гиацинту Пилоржу, которому было поручено передать ему в собственные руки приказ об отставке. Господство Шатобриана во французской дипломатии продлилось полтора года, после чего он узнал на своем горьком опыте, что значит воля государя. Его первая отставка — с посла государственного министра без портфеля, в 1817 году, — была предсказуемой. Эта же — ни в малейшей мере. Шатобриан был сражен: в два часа он очистил улицу Капуцинок. Но, как обычно, в невзгодах он не терялся: в очень скором времени он перешел в оппозицию, которую сам потом назовет «систематической»…
Ему как никогда нужны были заботы г-жи Рекамье, но г-жа Рекамье не имела никакого желания возвращаться во Францию. Ей было бы легче легкого уехать из Рима, где она еще находилась при получении известия об опале Рене. Она же, напротив, предпочла задержаться в Италии и решила провести несколько месяцев в Кьяйе, в Неаполитанском королевстве.
Она пустилась в путь 6 июля при обстоятельствах, которые заслуживают описания. Понтийские болота, кишащие разбойниками, были, как никогда, опасны для путешествующих, поэтому обычно передвигались группами по несколько экипажей, в сопровождении военного эскорта. Молодой Ампер, всегда восприимчивый к окружающей обстановке, описал в дневнике необычную кавалькаду в лунном свете (в жару обычно путешествовали по ночам), продвигающуюся вперед под барабанный бой, в окружении шестидесяти солдат в мундирах и при оружии, готовых в любую минуту пустить его в ход.
Тихое счастье в Кьяйе: Жюльетта провела полгода у своих друзей Лефевров — богатого семейства, поселившегося в Неаполе в царствование короля Жозефа, процветавшего при короле Иоахиме и не пострадавшего от восстановления Бурбонов. Шарль Лефевр был активным дельцом, благодаря которому в Изола ди Сора была устроена ультрасовременная и процветающая бумажная мануфактура.
Об этой тихой и элегантной жизни на берегах одного из красивейших заливов мира нам мало известно. Всем там было хорошо. Катались на лодках, каждый вечер поднимались на Капо ди Монте посмотреть на закат, читали, писали, и даже добряк Балланш согласился с тем, что залив — несравненной красоты. Жюльетте пришла в голову мысль совершить паломничество на мыс Мизена, где происходит действие одной из главных сцен «Коринны». По рассказам Амелии, отправились на лодке со всеми удобствами, в прекрасную погоду, по пути сверяясь со Страбоном, томик которого захватил с собой Балланш. Велико же было всеобщее разочарование, когда экспедиция наконец достигла мыса — ничем не примечательного языка суши с несколькими чахлыми тополями. Усевшись под деревом, г-жа Рекамье велела перечитать сцену из «Коринны», и все согласились с тем, что г-жа де Сталь наверняка здесь не была: описанный ею пейзаж был гораздо живописнее настоящего.
Одним из замечательных событий той поездки было представление г-же Рекамье и ее племяннице молодого археолога, друга Лефевра, — Шарля Ленормана. Сын безвременно скончавшегося парижского нотариуса, он получил солидное классическое образование, казалось, ему уготовано блестящее будущее как ученому: во время прогулок в Геркуланум, в Пестум и к мнимой могиле Сципиона молодой эрудит, надо полагать, произвел впечатление на Амелию, бывшую двумя годами его моложе. Завязался ли их роман уже тогда? Он пришелся кстати: Жюльетте незадолго до отъезда из Рима пришлось разрешить небольшую любовную проблему, вызванную ее племянницей: друг Делеклюз, остановившийся в июне на несколько дней в Вечном городе по пути в Париж, признался г-же Рекамье, что влюблен в Амелию. Он явно не понял, что не имел никаких шансов на взаимность. Жюльетта ему это объяснила и осторожно развела руками эту тучку… Этьен очень скоро вернулся к своим холостяцким привычкам.