Госпожа ворон
Шрифт:
Удгар, все еще привлекательный, хоть и пожилой, вскинул брови.
— Что это значит?
Таланар рассказал о прошлом воплощении, когда приходился сыном Шиаде и Агравейну. Удгар выглядел впечатленным, но все равно постарался скрыть удивление.
— Мало ли тех, кто раз за разом восставал, особенно в родах Сирин и Тайи, чтобы служить Праматери?
— Нет, не мало, — качнул головой Таланар. — Но сколько из них было названо именем Праматери? Мы все знаем, что Мирландрия, восставившая исполинов у прохода к Ангорату, была матерью священных
Удгар замер, вытаращив глаза. В его возрасте удивляться не принято, но, кажется, сейчас самое время.
— Жрицы, заложившие храмы для поклонения воплощениям Праматери, принадлежали к давно утерянной расе змеемудрых.
— И змеерожденных.
В пору было усомниться в здравом смысле друида, но синие глаза старца были теперь даже яснее и серьезнее, чем в дни его расцвета.
— И что? Вторая среди жриц, как Иллана из легенд? Со змеиным хвостом? — Удгар предпринял последнюю попытку поставить под сомнение домыслы друида.
Тот, впрочем, не стал спорить.
— Это вряд ли. Но ее рождение было особенным: никто из Сирин и Тайи не приходил так. И если будет шанс, не упусти его.
— Что ты хочешь сказать?
— Я? — переспросил Таланар. — Я — ничего. Я просто почувствовал, что было бы правильно сообщить тебе это.
— Таланар, не смей прикрываться именем Праматери.
— Ух, Удгар, ты так любишь причитать и бубнить, знаешь? — Таланар чуть приподнял косматые брови, длиннющие и белые, а потом взял и улыбнулся неполной, но удивительно обаятельной улыбкой, которая, казалось, сквозь бороду и усы осветила весь покой.
— Улыбающийся принц, — не удержавшись, шепнул Удгар, и Таланар завеселился пуще прежнего, как неопытный мальчишка, не ведавший ни печали, ни усталости.
— Да, было время, меня называли и так.
— Девицы падали перед тобой рядами, — Удгар пригладил пышную бороду. Она была не так длина и отнюдь не так уж бела, как борода друида, и много больше подходила Старому королю.
— Да-да, а ты в то время таскался по Ангорату сопливым мальчишкой, которого отец отослал обучиться главному, и страшно завидовал.
— Точно, — засмеялся Удгар, и медленно затих. — Страшная вещь — предначертание. Я никогда не спрашивал, но всегда хотел, Таланар: знаете ли вы, Сирин и Тайи и все другие жрецы и жрицы, час собственной смерти?
— Многие из нас могут это узнать. Для иных этот час предрешен, у других их несколько, и в твоей воле выбрать любой, редким не предписано никакого. Вот только почти никто, кто хоть раз бывал в Храме Нанданы, не стремится заглядывать в собственное будущее.
— Но ведь в чаще Богини Смерти бывают все.
— Точно, — улыбнулся Таланар.
— И что, никто и никогда?
— Как я могу сказать за всех, Удгар? — Таланар пожал плечами, ссохшимися от лет и постоянной привычки искать опору в посохе. — Но, если тебя это утешит, обычно даже старшие из жрецов бывают лишь в основной чаще. В святая святых Царицы Упокоения, где обитает глава храма, на моем веку едва ли бывало хотя бы человек десять.
— И им удалось узнать или выбрать свой последний час? — не сдавался Удгар.
— Думаю, они окончательно поняли, что он далеко не последний.
На другой день Таланар, приветливо встреченный Нирохом за столом переговоров, к вящему удивлению короля Иландара заявил, что либо в столице остаются дети Виллины и одна из жриц Ангората — вероятнее всего, дочь Хорнтелла, если тот согласиться — либо в Кольдерте остается новая христианская жена Тройда.
Нирох побледнел: если Нелла прислала Таланара, значит, он в праве был надеяться на поддержку Ангората и теперь не совсем понимает происходящее.
Переговоры предложили перенести на послеобеденный час, ибо они все равно ни к чему не вели. Но когда подошел срок собраться снова, Таланара нашли на полпути к тронной зале короля Нироха — у подножья лестницы со сломанной шеей.
Удгар затребовал немедленного возвращения вместе с телом Таланара в Архон.
Такой монетой Нирох разменяться не мог. В сложившейся ситуации, ему не осталось ничего, кроме как отдать приказ взять Удгара под стражу.
— Ты в своем уме, Нирох?
— Да, — отозвался король Иландара. — Если у меня будешь ты и твои внуки, твой полководец-сын не посмеет перейти рубежи и напасть.
Удгар помрачнел, как грозовая туча.
— То-то ты так долго оттягивал переговоры, а я еще шел навстречу. Идиот.
— Прости, Удгар, — отозвался Нирох. — Если Ангорат не готов мне помочь, у меня нет выбора.
Удгар, обезоруженный и захваченный с обеих сторон стражей, сплюнул под ноги.
Шиада и Гленн вздрогнули одновременно — за обедом в таверне.
Прокормиться было все труднее. Спасало то, что в одном из городов по пути Гленн сумел выгодно продать все украшения, какие у Шиады были при себе, кроме ритуального ожерелья Второй среди жриц. Тем не менее, на скромный ночлег и еду им хватало, а остальное едва ли чего-то стоило.
Они вздрогнули, переглянулись, и одномоментно услышали голос, на который Гленн был зол и который сотряс Шиаду до слез, ведь были времена, когда она разуверилась, что услышит еще.
"Светел ваш день"
Оба жрецы обернулись в одну сторону — морок храмовницы Ангората, Неллы Сирин, дрожал, как тень.
"Вы воспели Таланара, как велело сердце, а теперь нужно спасти Удгара, как велит долг"
Шиада приложила пальцы к губам — чтобы не закричать, не кинуться к призраку, пытаясь ухватить ее за прозрачную руку. Нелла ощупала облик Шиады мягким взором и вдруг шепнула: