Госпожа зельевар

Петровичева Лариса

Морщина, которая прочертила лоб полковника, сделалась еще глубже.

– Ладно. Дорванинский порошок, проясняющее зелье, зелье вольного зрения, капли быстрого хода, – перечислил он. – Это понятно, этим оживляли меня самого. Но зачем тогда высыпать все остальное? И почему труп-вода не тронута?

Делла кивнула, соглашаясь. Огонь в варочной стойке погас – она сняла колбу и быстро разлила ее содержимое по пузырькам. Бен смотрел на нее, как завороженный – даже не скрывал, что таращится на чужую жену с вполне определенным интересом.

Мне это не понравилось.

Совсем не понравилось. Да, все, кто был рядом в тот день, когда я заявил полковнику, что Делла моя невеста, понимали, что это вынужденный брак. И все же Бену не следовало смотреть на Деллу так, словно она была клубничным тортом, а он собирался ее съесть.

Робкий парень осмелел настолько, что совершенно позабыл о приличиях. Бывают же чудеса.

– Она на месте, эта труп-вода, – подтвердила Делла. – Я видела, когда мы готовили лабораторию к инспекции. В описи три малых пузырька и в сейфе три.

Фаунс важно поднял указательный палец.

– Вот! – произнес он. – Всегда говорю: где опись? Вернее, это мне так проверяющие говорят. А я им: а вот она, господа хорошие, и все совпадает. Меня так просто не возьмешь. Что в описи, то и по факту.

– Мне это совсем не нравится, это неправильно, – лицо Стенли посерело, обретая восковую бледность. – Смотрите, как получается. Он погиб и ожил. Используя остаточные знания своей личности, которые не успели угаснуть, решил спасаться. Пошел в медицинское крыло, начал собирать зелья. Интуитивно – мы чувствуем, что поможет нам вернуться. Можем, конечно, напутать с пропорциями, но выберем нужные зелья. Вопрос: как он смог обойтись без труп-воды и куда дел все прочие зелья? Зачем ему, например, снотворное? Или средства от простуды?

Фаунс задумчиво завел глаза к небу. Откуда-то издалека донесся девичий смех и голоса – студенты гуляли, радуясь выходному дню, теплу и солнцу, но чудесный день бабьего лета сейчас казался мне сумрачным и тоскливым. Делла взяла новые пробирки, вычеркнула что-то из списка – Бен проворно протянул ей стеклянную банку с алыми зернами.

– Что, если он их разбил? – задумчиво спросил я. – Представьте: он умер, ожил и не хочет умереть снова. Мечется в кабинете, хватает пузырьки в поисках нужного, отбрасывает те, которые не понадобились. Он просто мог все рассыпать. Потом убрал. Поставил пустые пузырьки, чтобы пустота не так бросалась в глаза.

– Логично, – кивнул Стенли. – Осталось понять, как он сумел обойтись без труп-воды. И да, среди присутствующих его нет. Я бы почувствовал.

Я вспомнил, как убежал Патрик, и мне пришло в голову, что мертвец может использовать какой-то запах, который отпугнет кота. Патрику не понравилась вонь, которую издавали зелья, но запах духов тоже может отбить кошачье обоняние. Кто у нас пользуется духами или одеколоном? Да почти все. Линда, например, приехала с новым ароматом, который окутывал ее, словно вуаль.

Впрочем, летом ее здесь не было. Она не при чем. А вот остальных придется подозревать и проверять.

11.2

Делла

Мы

наскоро пообедали и вернулись к рабочему столу в саду. Я думала о том, что еще и половина заказанных зелий не сделана – Бен выглядел так, словно случилось что-то очень неприятное, даже пугающее, и он не знал, что с этим делать. Когда вместо корня златохлебки он протянул мне коробочку с корнем захребетника, то я не выдержала и спросила:

– Что с тобой сегодня? Ты сам не свой.

Бен неопределенно пожал плечами, и я с запоздалым сожалением подумала, что у него болит рука, а он сегодня без перерыва работает. Подает мне коробки, банки и склянки, сортирует пузырьки с зельями, фиксирует уже приготовленные – тут есть, от чего устать, а Бен не из тех, кто признает свою усталость.

– Даже не знаю, – ответил он, передавая мне нужную коробку. Вынув тонкие золотистые корешки, я принялась аккуратно шинковать их на мраморной доске. Из-за деревьев за нами наблюдали студенты первого и второго курсов. Всегда приятно посмотреть, как работают другие – особенно если это такие другие, которые знают толк в своем деле.

Я была хорошим зельеваром. И Робин в этом убедился.

– Все сегодня как-то не так, – продолжал Бен. Поставив на стол новую коробку с пузырьками, он открыл крышку, быстро пересчитал их и кивнул: количество совпадало. – Полковник этот везде жалом водит. Да и ты…

– Что я? – спросила я, понимая, о чем может пойти речь.

– Ваш брак ненастоящий, – едва слышно прошелестел Бен, и я заметила, что над нами качнулась едва заметная серебристая завеса: он поставил заклинание, которое никому не дало бы подслушать, о чем мы говорим. – Но вы все равно живете вместе.

Да, примерно об этом я и подумала.

– А как иначе? – спросила я. – Если начнут задавать лишние вопросы, то ничего хорошего не выйдет. Ты и сам сказал, что полковник всюду рыщет и вынюхивает. Роб меня защищает!

Бен криво усмехнулся. Я пересчитала кусочки корня и аккуратно переложила в маленький котел в компанию к трем большим мерам корского порошка и пятнадцати каплям настойки бессердечника. Вспыхнул слабый огонь – теперь зелью предстояло томиться ровно четверть часа: потом я накрою котел крышкой, а потом выловлю из него бесценные капли животвора, зелья, которое способно восстановить поврежденные органы.

– Извини, – пробормотал Бен. – Извини, Делла, но ты знаешь, как я к тебе отношусь. Все это мне как ножом по сердцу.

Я ободряюще улыбнулась. Кажется, сейчас не то время, чтобы говорить, как я уважаю и ценю Бена, какой он замечательный коллега и друг и все прочее в том же роде. Он бы хотел услышать от меня совсем другие речи.

– Передай большую колбу, пожалуйста, – попросила я, заглянув в список. – Сделаю зелье от сердечной боли, оно быстро готовится.

Бен кивнул. Когда я смешала две малых меры порошка ангелов, щедро добавила каревильской воды и отсчитала восемь капель дурманника, он спросил: