Госпожа
Шрифт:
– Неправда. Я соблазнил его, и он заставил меня ждать несколько дней.
– Он такой садист.
– Если тебе станет легче, он едва меня не убил.
– Верно.
– Она протянула нитку сквозь его кожу и снова сделала прокол.
– Но мы оба знаем, что именно это ты и любишь.
– Я не жаловался, клянусь.
Несколько минут она работала, молча сосредоточившись, а Кигсли вцепился в перекладину изголовья, чтобы не дергаться.
– Где ты научилась накладывать швы?
– У Госпожи Ирины.
–
– У одного моего клиента был медицинский фетиш... как же его звали? Рифмуется с Факер.
– Такер.
– Он. Ему нравилось, когда ему сшивали губы. Платил пять сотен за шов.
– Не припоминаю, чтобы заставлял тебя делать с ним такое.
– Это не вошло в протокол.
– Она подмигнула ему.
Он начал смеяться, но осекся. Никакого смеха во время накладывания швов. Однажды он усвоил это.
– Я знал, что ты брала сверх цены.
– Ты тоже.
– Нет, - возразил он.
– Это была творческая арифметика.
– В такие времена, - сказала она, завязывая конец нити, - Я скучаю по работе с тобой.
– Мы были хорошей командой, ты и я, Госпожа.
– Да. Особенно когда объединились для Блонди.
– Он сам себе армия. Нам нужна была единая сила, чтобы его победить.
– И, тем не менее, он всегда побеждал.
– Лишь потому, что мы позволяли, - ответил Кингсли, и Нора широко улыбнулась. На ней были только черные трусики и черный топ, и все ее синяки были выставлены на обозрение. Но даже с синяками, с разбитой и заживающей губой, она все еще была красавицей, ради которой любой мужчина пожертвовал бы своей жизнью. Даже священник. Даже король.
– По крайней мене, так мы себя успокаиваем.
– Думаешь, сможем повторить?
– спросила Нора, замолчав, чтобы прижать смоченный в спирте ватный шарик к кровоточащим швам.
– Повторить что? Объединиться для него?
– Быть командой.
– Она посмотрела на него без улыбки. – Может, друзьями? Или, может быть, по крайней мере, ты мог бы перестать меня ненавидеть?
– Я никогда не ненавидел тебя.
Нора щелкнула пальцем по его открытой ране. Кингсли задохнулся от боли.
– Лжец.
– Ладно. Я ненавидел тебя. Немного.
– Почему? Когда-то у нас все было хорошо, Кинг. У нас с тобой. Когда я работала на тебя, мы были даже почти друзьями.
Он тяжело выдохнул.
– Когда ты ушла от него в первый раз, я знал почему. Понимал, и неважно как мне больно было видеть его таким разбитым, я не осуждал тебя. Честно говоря, я был шокирован тем, как долго ты продержалась в его ошейнике.
– Я с превеликим удовольствием представляла способы его убийства.
– И это меня не удивляет. Любой истинный сабмиссив или раб не возражал бы против его пыток. Но я знал, кем ты была, и знал, как для тебя было тяжело отрицать ту половину себя, которая хотела стать
– Госпожой, - поправила она его.
– Oui, laMa^itresse.
Она молча работала над сложным участком особенно разорванной кожи. Без слов Нора протянула ему подушку, и Кингсли закусил ее.
– Ты должен начать лучше заботиться о себе, - сказала она, изучая его избитое тело после того, как наложила еще несколько швов.
– Я в порядке.
– В порядке? Я не буду говорить о шестидюймовой дырке, которую сейчас зашиваю. Ты весь в рубцах и синяках, похоже, будто этот блондинистый зверь исполосовал тебя.
– Так и было, - ответил Кингсли с толикой гордости.
– А ты когда-нибудь думал об использовании, ну не знаю, стоп-слова или типа того?
– Не оскорбляй меня.
– Или, может, системы зеленый, желтый, красный?
– Нора вонзила иглу в него, и Кингсли впился зубами в подушку.
– С таким же успехом можешь назвать меня ванильным.
– Кингсли, упрямый ты осел, у тебя ребенок на подходе.
Он перестал кусать подушку, на мгновение зарылся в нее лицом и что-то пробормотал.
Нора оттащила подушку.
– И что это было?
– Я сказал:«Не напоминай».
Она понимающе кивнула головой.
– Боишься до чертиков, верно?
– Ты себе даже не представляешь.
Нора посмотрела на него.
– Прости, - прошептал он.
– Ты представляешь.
– Ага, представляю. Я так рада за тебя, что могла бы расплакаться. И, возможно, заплачу, когда вспомню как это делается.
– Я пытаюсь не думать об этом.
Нора тяжело вздохнула и продолжила зашивать его.
– Не вздыхай, - приказал Кингсли.
– Лучше бы ты ударила меня, чем вздыхала.
– Я вздыхаю, потому что Джульетта беременна, а ты снова одержим Сореном. Есть какая-нибудь вероятность, что эти две вещи связаны?
– Не анализируй меня. Я до сих пор ощущаю боль после последнего раза, когда меня анализировали.
– КингслиТеофильБуасонье, поговори со мной или я зашью тебе веки.
– Ладно. Это пугает. Я чувствую, как все начинает меняться. Я не хочу потерять его. Я не хочу любить кого-то больше, чем я люблю его, больше чем люблю Джульетту. Мое сердце и так достаточно разбито. Не уверен, что переживу еще одну рану.
– Я знаю, это пугает. Но ты не потеряешь Сорена, потому что у тебя будет Джульетта и Малыш. То,что есть между вами двумя, даже я не могу к этому прикоснуться.
– Забавно... я всегда думал то же самое о вас двоих. Я завидовал этому.
– Завидовал? Я должна была подчиняться ему. Так это работает. Сколько приказов на этой неделе он отдал тебе?
– Дюжины.
– И сколько ты нарушил?
– Все, кроме одного.
– Хочешь занять мое место? Хочешь сидеть у его ног и поливать палочку, и делать все, что он тебе говорит?