Гость из будущего: Анна Ахматова и сэр Исайя Берлин: История одной любви
Шрифт:
Со словами благодарности за помощь и советы я обращаюсь к следующим людям:
Саймону Бейли, Оксфорд,
сэру Исайе Берлину, Оксфорд,
Ирине Бойко, Черновцы,
Елене Чуковской, Москва,
Лидии Чуковской, Москва,
Эмме Герштейн, Москва,
Генри Харди, Оксфорд,
Майклу Игнатьеву, Лондон,
Людмиле Карачкиной, Симферополь,
Льву Копелеву, Кёльн,
Геннадию Костырченко, Москва,
Анатолию Найману, Москва,
Хеннингу Риттеру, Франкфурт-на-Майне,
Людмиле Журавлевой, Симферополь,
Гарри Шукману, Оксфорд,
Жужанне Жохар, Лондон.
ВСТРЕЧА
Исайя Берлин
Во время войны Соединенному Королевству пригодились аналитические способности Исайи Берлина, после войны же оказались востребованными его прекрасное знание русского языка и знакомство с русскими реалиями. Сэр Исайя Берлин, в 50-е годы ставший в Оксфорде профессором социальной философии и истории идей, появился на свет в Риге в 1909 году как Исай Менделевич Берлин, сын русско-еврейского лесоторговца. Детство он провел в Санкт-Петербурге. После Октябрьской революции семья перебралась в независимую Латвию, откуда уехала в Англию; но юный Берлин сохранил о городе, где он рос, прочные и яркие воспоминания. Очевидно, глубокое изучение русских классиков тоже в немалой степени способствовало тому, что он никогда не забывал родной язык и говорил на нем без акцента. Я познакомился с ним — это было в Лондоне — в августе 1995 года и в его речи расслышал даже следы московского жаргона 90-х годов.
Когда у Берлина появилась возможность поступить на дипломатическую службу на родине, он был приятно взволнован. «Подобно чеховским трем сестрам, я твержу про себя: „В Москву, в Москву“, — пишет он 12 мая 1945 года из Вашингтона другу, британскому дипломату. — Один Господь знает, сколь долгим окажется это назначение. Скорее всего, мои ожидания, что жизнь там будет очень уж интересной, преувеличены. Я укладываю в чемоданы все, что можно увезти с собой на самолете, чтобы и там иметь возможность жить цивилизованно. Везу средства от насекомых, крем для обуви и Бог знает, что еще».
Жизнь дипломата в советской столице — 35-летний Исайя Берлин получил должность второго секретаря посольства Великобритании — оказалась не просто цивилизованной, но прямо-таки комфортной. Вскоре после приезда в Москву Берлин отмечал это в нескольких письмах. «Питание — отменное, театры — переполнены», — писал он 19 сентября 1945 года. Он слушал в Большом театре «Евгения Онегина» Чайковского, «свел тесное знакомство» с русским грибным супом и пирогами. Судя по письму от 11 октября, гастрономические и культурные впечатления превратились для него едва ли не в way of life [1] : «Чуть ли не каждый вечер я в театре, в одиннадцать ем горячий борщ, до постели добираюсь лишь в половине двенадцатого <…> Потрясает все. Разговоры на улице, а особенно в театре. Я уж и забыл, что можно испытывать столько чувств и переживаний».
1
Образ жизни (англ.). (Здесь и далее примеч. переводчика.)
В конечном счете он вновь открывал для себя родину — этим в значительной мере и объясняется его восторженное мироощущение. Многие кулинарные удовольствия пробуждали в нем воспоминания детства, а на московских сценах оживали образы прочитанных когда-то
В то же время в нем не угасала страсть книголюба; среди прочего именно это побудило его планировать на сентябрь поездку в Ленинград. «Я слышал, что книги в ленинградских магазинах <…> стоят много дешевле, чем в московских; из-за ужасающей смертности во время блокады города и возможности поменять книгу на пищу, книги, особенно принадлежавшие старой интеллигенции, потоком хлынули в государственные магазины. <…> Я поехал бы в Ленинград в любом случае, потому что сгорал от нетерпения вновь увидеть город, в котором провел четыре детских года; книжная приманка прибавляла желания» [2] .
2
Здесь и далее воспоминания Исайи Берлина о встрече с Анной Ахматовой даны в переводе А. Наймана.
Ленинград обещал Берлину такие же развлекательные программы, как и Москва. Ему уже были заказаны билеты на «Спящую красавицу» Чайковского, на незадолго до того реабилитированную, проникнутую национальным духом оперу Глинки «Иван Сусанин» (прежнее название — «Жизнь за царя»), на балет армянского композитора Арама Хачатуряна «Гаянэ»: все эти спектакли составляли репертуар, едва ли не обязательный для иностранных гостей. Берлина поселили в фешенебельной гостинице «Астория», русская кухня которой наверняка не вызвала у него разочарования. Его спутница по ленинградской поездке, мисс Бренда Трипп, специалист по органической химии, также обладала статусом дипломата: она представляла в Советском Союзе Британский совет, международный британский культурный институт (British Council).
Контакты с советскими писателями в перечне дипломатических обязанностей Берлина изначально не предусматривались: его скорее готовили к общению с рядовыми аппаратчиками. Однако, направляясь в Советский Союз, он получил одно частное поручение. Две сестры Бориса Пастернака, которые жили в Англии, узнав, что Берлин собирается в Москву, попросили его отвезти брату теплые сапоги.
Поручение это и для самого Берлина оказалось в высшей степени полезным: в лице Пастернака он обрел настоящего друга. Кроме того, на дипломатических приемах он между делом познакомился и с другими известными представителями советской интеллигенции, например с кинорежиссером Сергеем Эйзенштейном, популярным детским поэтом и переводчиком английской поэзии Самуилом Маршаком.
Морис Баура, профессор Оксфордского университета, издатель стихов Анны Ахматовой в Англии, тоже проявил интерес к поездке Берлина в Россию. В их переписке часто шла речь о крупных фигурах русской поэзии. «Я почти уверен, что Мандельштама нет в живых, — писал Баура летом 1945 года. — И умер он, вероятно, от голода: за нелояльные стихи ему не выдали продовольственные карточки. А что там с Ахматовой? Говорят, она живет в Ленинграде». Берлин, отвечая коллеге, сообщил то немногое, что ему удалось узнать в первое время: «Ахматова живет в Ленинграде. Ходят слухи, что у нее за спиной тяжелые годы, и в этом вина не только фашистских дикарей». То обстоятельство, что даже Баура, лучший тогдашний знаток русской литературы на Западе, обладал такой скудной и недостоверной информацией, очень много говорит о самом строгом в современной истории информационном фильтре — «железном занавесе». Ведь к тому времени Осип Мандельштам уже семь лет как был мертв.