Гость из моря (журнальный вариант)
Шрифт:
Он стоял, прислонившись к стволу березы и скрестив на груди руки, и насмешливо рассматривал меня — уже, видно, давно.
— Добрый день, — сказал я. — Вы здесь работаете?
Щеголеватый незнакомец весьма изысканно поклонился и даже, как мне показалось, шаркнул ножкой.
— Волошин, Сергей Сергеевич. Заведующий одной из лабораторий, — представился он.
— Мне бы хотелось повидать директора института, — кашлянув, продолжал я.
— А почему вы решили, будто он должен сидеть именно на этой сосне? У него есть
Я смущенно хмыкнул.
— Из газеты? — строго спросил неумолимый Волошин.
— От журнала.
— Очень мило. Но как вас пропустил сверхбдительный дядя Федя?
— Вахтер?
— Да, вахтер.
— Ну, я запасся солидными бумажками.
— Ах, так. Боюсь, что на нашего директора они не произведут впечатления. Он очень сейчас занят.
Он поколебался, испытующе поглядывая на меня, потом добавил:
— Ладно, провожу вас к нему. А то один вы еще заблудитесь. И вас могут обидеть наши довольно буйные питомцы.
— Они специально охраняют вас от непрошеных посетителей? — спросил я. — Ловко придумано. Но зачем же еще вахтер?
— Нет, просто все мы очень любим разных зверюшек. А ездить приходится повсюду в экспедиции, вот и привозим кто что сможет.
Над аллейкой, которая вела к главному корпусу, был перекинут плакат:
«Время делает свое дело. А ты, человек?»
Мы поднялись на широкое крыльцо, и Волошин обратил мое внимание на серый каменный щит, укрепленный возле двери. На нем я увидел математический знак интеграла, за верхний конец которого был прикреплен паяльник, а за нижний — хирургический скальпель.
— Наш герб, — пояснил Сергей Сергеевич. — Правда, не слишком броский. Можно бы придумать эмблему и получше. Вот я в одном гидротехническом институте видел: в лаборатории каменный сфинкс стоит.
— Зачем?
— Символизирует загадочность водной стихии, — с удовольствием и, пожалуй, с некоторой завистью в голосе ответил Волошин.
Коридор, по которому мы шли, был пустынным и чинным, как и подобает академическим научным учреждениям. Только на стенах висели довольно странные плакатики:
«Науки принуждения и насилия терпеть не могут.
Петр Первый».
«Хромой калека, идущий по верной дороге, может обогнать рысака, бегущего по неправильному пути.
Фрэнсис Бэкон Верулемский».
«Чтобы найти, надо знать, где искать.
Менделеев».
— Вот мы и пришли, — сказал Волошин, останавливаясь у одной из дверей. Возле нее тоже висел плакатик:
«В вопросах науки авторитет тысячи ничего не стоит перед скромными рассуждениями одного человека.
Галилео Галилей».
— Что же это, на двери даже дощечки никакой нету? — спросил я. — Могут подумать, что директором у вас сам Галилей.
— А вы думаете, на дверях кабинета Галилея была табличка? — усмехнулся Волошин. — Или, может, даже было написано: «Без доклада не входить»? Боюсь, что из такого кабинета он бы не заметил, что Земля вертится.
С этими словами Волошин распахнул дверь, пропуская меня вперед. Я вошел в просторный и светлый кабинет. Не знаю, что именно ожидал я увидеть, но обычный длинный стол для заседаний да еще покрытый традиционным бильярдным зеленым сукном как-то разочаровывал.
У окна стоял большой письменный стол, и за ним, погрузившись в какие-то размышления над кипой бумаг, сидел человек лет сорока пяти, черноволосый и довольно мрачноватый на вид, — может, потому, что не успел побриться и все время потирал ладонью колючую щеку.
— Мы уже договорились — вечером, — сердито сказал он, поднимая голову. — Вечером, Сергей Сергеевич!
— Я-то могу ждать хоть до завтрашнего вечера, Андрей Васильевич, — ответил Волошин, — но вот товарищ из Москвы, представитель всемогущей прессы. Он не может ждать. Он жаждет рассказать человечеству, чем мы тут занимаемся, в тени стройных сосен, на берегу моря.
— Логинов, — хмуро представился директор и так крепко пожал мне руку, что пальцы побелели и заныли.
Я начал объяснять, зачем приехал, показал все бумажки, которыми запасся предусмотрительно в Москве. Логинов молча слушал меня, и лицо его все больше мрачнело. А бумажки он и смотреть не стал.
Волошин подошел к окну и распахнул его. В прокуренную комнату ворвались свежий морской ветер, шелест сосен и щебетанье птиц. Сергей Сергеевич стоял у окна спиной к нам, всей своей позой говоря: «Привести вас сюда я привел, а теперь умываю руки…»
— Сегодня ни минуты я вам уделить не могу, — устало сказал Логинов, когда я исчерпал все аргументы и замолчал. — Смета, — прибавил он таким тоном, похлопав по разложенным на столе бумагам ладонью, что я сразу поверил: ему действительно очень некогда, иначе не сидел бы он в этом скучном кабинете в такой веселый день.
Но я не впервые приходил брать интервью в научные учреждения, привык к подобным приемам и предложил:
— Может быть, вы дадите указания и я смогу пока побеседовать с руководителями лабораторий? А потом уже вы как бы подведете итоги.
— На жаргоне канцеляристов это называется «гнать зайца дальше», — насмешливо вставил, не оборачиваясь, Волошин.
В глазах Логинова промелькнула усмешка, но лицо по-прежнему хранило мрачное выражение.
— Да, все сейчас заняты, — нерешительно пробормотал он, привычным жестом потирая небритую щеку. — Скоро уходим в море… Хлопот у всех много…
— Но вот, кажется, Сергей Сергеевич сейчас свободен. Может быть, он… — просительно сказал я.
Волошин поспешно обернулся, но сказать ничего не успел.