Гостеприимная Арктика
Шрифт:
3 июля мы сделались свидетелями эпизода, единственного в своем роде, а именно — видели тюленя, убитого волком. Этот волк что-то ел на льду, на расстоянии около полумили от нашего пути. Когда я стал приближаться, чтобы посмотреть, в чем дело, волк с обычной осторожностью удалился, прежде чем я подошел на четверть мили. Судя по следам на льду и по положению убитого тюленя, волк захватил его спящим возле лунки и оттащил на расстояние около 15 м, затем убил несколькими укусами в горло и начал есть. От охотников на материке я слышал, что тюлений жир нельзя использовать в качестве приманки для волков, так как они его не едят. По-видимому, это мнение не обосновано, так как в данном случае волк съел примерно 6–8 фунтов жира, но даже
Аналогично этому питаются и белые медведи. Очевидно, они в курсе идей современной диететики, так как, по-видимому, не сознают необходимости разнообразия в пище (впрочем, возможно, что они прониклись воззрениями некоторых диететиков и опасаются излишка протеина). Как бы то ни было, но белые медведи стараются питаться, по возможности, только жиром. Правда, я был свидетелем того, как белый медведь съел тюленя почти целиком — с мясом, костями, жиром и прочим; но тюлень был очень мал, а медведь, по-видимому, сильно изголодался. Обычно же, насколько мне известно из личных наблюдений, медведь, убивший достаточно крупного тюленя, действует примерно так же, как наш волк, только значительно быстрее: сдирает с костей весь или почти весь жир и уходит, оставляя мясо и кровь песцам.
Те, кому известен пресловутый «факт» (а кому из нас он не известен?), что в холодную погоду требуется более жирная пища, несомненно, объяснят этим же обстоятельством и вышеуказанную привычку белых медведей. Отсюда мы приходим к вопросу, необходим ли жир в арктической диете.
Не помню, от кого я впервые узнал об этой «необходимости» — от моих родителей или из школьных учебников географии. Во всяком случае, я знал о ней в 27-летнем возрасте, когда впервые отправился на север к эскимосам. Я много читал о том, как они любят ворвань, и думал, что смотреть, как они ее пьют, будет довольно противным зрелищем. Однако за все мое пребывание в Арктике я лишь один или два раза видел эскимоса, пьющего тюлений жир. Один из этих случаев имел место в 1909 г., когда мы голодали на р. Гортон и не имели никакой пищи, кроме тюленьего жира. Нас было 7 или 8 человек, и все мы примешивали что-нибудь к этому жиру, так что получался как бы салат; лишь один старик употреблял этот жир в чистом виде, выпивая половину чайной чашки утром и столько же вечером; все остальные эскимосы изумлялись этому.
Единственное известное мне место, где пьют тюлений жир, это — «Песчаная Коса» в Номе (в Аляске). Обычное развлечение прибывающих сюда туристов заключается в том, чтобы прийти на «Песчаную Косу» и сказать первому встречному эскимосу: «Эй, Джонни, я дам тебе доллар, если покажешь, как ты пьешь ворвань». Я видел, как несчастный эскимос, сделав небольшой глоток, изо всех сил удерживался от гримасы. А туристы воображали, что перед ними одно из чудес севера.
Мой личный опыт в отношении диеты в Арктике доказал, что на холоде человек скорее ощущает голод, но род пищи, используемой для его насыщения, совершенно безразличен. На судах, на китобойных станциях или в казармах конной полиции на о. Гершеля в диету входит не больший процент жира, чем на судах, в казармах и т. п., находящихся в любом ином климате.
Было время, когда в диете европейцев жир являлся гораздо более существенным элементом, чем теперь. Это имело место до появления сахара. Четыреста лет назад обыкновенный сахар не был известен в Европе, а количество сахара, съедаемого в виде меда или сладких фруктов, было ничтожно по сравнению с теперешним колоссальным потреблением сахара. Триста лет назад сахар был роскошью, доступной лишь королям, и даже двести лет назад он редко появлялся на столе простого гражданина. Еще на нашей памяти количество потребляемого сахара, приходящееся на одного человека, весьма сильно возросло. Таким образом, этот пищевой продукт, который многие считают продуктом первой необходимости или прямо незаменимым для здоровья, в действительности является новостью даже в нашей диете. Но по мере того как возрастало потребление сахара, соответственно уменьшалось потребление жира: они всегда находились в обратной взаимной зависимости.
Если бы жир действительно был особенно необходим в диете северных народов, отсюда следовало бы, что он менее необходим в тропиках; этот вывод совпадает с ходячим мнением. Но в прежнее время, когда торговля в Австралии еще не развернулась, а сахар, варенье и т. п. еще не потреблялись в сколько-нибудь значительных количествах, овцеводы в субтропической части этого острова выбирали для убоя самых жирных овец и съедали самое жирное мясо, а если избыток жира вытекал, то они ели его в топленом виде. Однако по мере развития торговли и увеличения доставки сахара потребление жирной баранины все сокращалось, и теперь можно видеть, что овцевод, живущий в том же климате, срезает жир с мяса и оставляет его на тарелке несъеденным. Мой друг Карл Эклей охотился в тропической части Африки. В пайки негров, нанимаемых им в качестве носильщиков или загонщиков, входило очень мало сахара. Каждый раз, когда Эклею случалось убить гиппопотама, вся толпа туземцев приходила в неистовый восторг и устраивала настоящую оргию, объедаясь жиром.
Таким образом, ходячее мнение о необходимости жира в холодном климате не может объяснить, почему белый медведь ведет себя подобно ребенку, слизывающему масло с хлеба, и сдирает жир с убитого тюленя, оставляя все остальное.
8 июля мы покинули о. Мельвиль и направились через пролив к Земле Бэнкса. Мы знали, что во время пути по проливу нам едва ли удастся найти тюленей; но лед был очень неровен, и, чтобы предотвратить повреждения саней и слишком частые разрывы упряжи, надо было взять с собою как можно меньше груза. Поэтому, предполагая, что переход продолжится четверо суток, мы взяли продовольствия на неполные 4 дня.
Дожди и туман сильно замедлили наше продвижение, и 12 июля мы еще находились в 14 милях от берега. Я увидел тюленя, застрелил его с расстояния в 100 м и побежал к нему. Но лед под тюленем слишком быстро подтаял от крови, и он соскользнул в воду, когда я находился в каких-нибудь 10 шагах. Позже мы видели еще двух тюленей, но, прежде чем я успел к ним приблизиться, собаки случайно залаяли и спугнули их.
13 июля мы все еще были примерно в 8 милях от суши, когда сделали привал и съели последние остатки пищи, состоявшие из куска тюленьей кожи с небольшим количеством жира. Это было не особенно вкусно, но мы ели с аппетитом.
В течение следующих 8 часов мы то шли вброд, то карабкались по мокрым торосам и, наконец, оказались возле самой суши, от которой нас отделяла прибрежная полынья шириной в 200 м. Полынья кишела тюленями; вода в ней была почти пресной, вследствие примеси речной воды с суши, так что следовало ожидать, что каждый застреленный тюлень немедленно погрузится. Но мы были голодны, и, уповая на то, что, авось, законы природы не подействуют, я застрелил одного за другим около дюжины тюленей, пока не убедился, что законы природы остались в силе. К этому времени мои спутники превратили сани в лодку; действуя гребками, Томсен и я переправились на берег, а Стуркерсон пошел охотиться на других тюленей, которые лежали вдали на льду, греясь на солнце.
На берегу Томсен и я разошлись в разные стороны. Томсен вскоре застрелил зайца и, увидев двух карибу, знаками подозвал меня. Хотя я уже успел обнаружить в другом направлении трех рослых карибу, а найденные Томсеном были молодыми и тощими, но, после того как мы позавтракали тюленьей кожей, мне казалось, что «лучше синица в руки, чем журавль в небе». Застрелив обоих карибу и предоставив Томсену свежевать их, я отправился за другими тремя; но те уже исчезли. Когда мы вернулись на берег, нагруженные оленьим мясом, то убедились, что «удача не приходит одна»: Стуркерсон убил большого тюленя.