Гости с Уазы
Шрифт:
– А откуда мы знаем, смертны они или бессмертны? Если они обогнали нас на миллионы лет, то, наверное, они нашли способ предохранить наследственную информацию от порчи. Если они овладели этой тайной, то слово «страх» для них звучит так же, как для нас слова «табу» или «групповой брак». Этим занимаются их историки первобытного мышления.
Почти все сотрудники лаборатории пытались представить себе среду, в которой жили гипотетические уазцы, и только я один не столько думал о далекой и загадочной Уазе, сколько о человеке, пребывавшем вне времени и пространства и все-таки оставшемся человеком. Я часто, слишком часто открывал
И все же я пропустил целых два дня. Мне хотелось повидаться с Таней. Машина быстрого движения доставила меня в Лесное Эхо. Но сколько я ни кричал в лесу, ни звал Таню, она не откликнулась. От ее брата я узнал, что отец их умер, и Таня покинула Лесное Эхо и отправилась на Марс.
Встречусь ли я когда-нибудь с ней? Солнечная система невелика, и всегда можно разыскать человека, который тебе нужен, если и ты нужен ему. Но был ли я нужен Тане? И почему, отправившись на Марс, она даже не известила меня об этом?
И хотя Таня отправилась на Марс, как сообщил мне ее брат, я искал ее на Земле. Я не верил, что она улетела надолго.
Я искал ее везде, куда приводило меня мое нетерпеливое желание скорее ее увидеть. Идя по улице, я оглядывался. Казалось мне, сейчас она выйдет из-за угла, появится внезапно, как она любила появляться в своем лесу, и вновь исчезнет.
Я ждал этой встречи. И как я ни был нетерпелив, я готов был ждать годы и даже десятилетия.
Мир был прекрасен. Его своеобразие и прелесть я ощущал со всей силой и свежестью своего юношеского восприятия. Я видел эту красоту и замечал ее повсюду: на лицах девушек и юношей, идущих по улице или состязающихся в беге и плавании, в выражении глаз стариков, видавших много из того, чего не видел я и никогда не увижу, в ласковой улыбке матерей, гуляющих с детьми в больших садах. Но в этом прекрасном мире мне не хватало самого существенного – Тани. Я искал ее, ее смеющееся лицо, ее насмешливый рот и быстрые сильные ноги, всегда готовые унести ее от меня.
Иногда я просыпался ночью и включал оптический приближатель, надеясь увидеть ее лицо на экране среди многих лиц хроники марсианской жизни. Я справлялся о ней во всех справочных – городских, континентальных и межпланетных. Но она словно на всех надела волшебные очки, делавшие ее невидимой, как это она проделала со мной в лесу на тропе.
Но вот однажды, когда я уже стал терять надежду, меня известила межпланетная оптико-акустическая станция, что в двенадцать часов ночи со мной будет разговаривать Марс. Да, мне так и сказал женский голос:
– Микеланджело Петров? С вами будет разговаривать Марс.
Старинное и смешное профессиональное выражение связистов: «С вами будет разговаривать Марс»… Как будто действительно со мной собиралась разговаривать планета.
До двенадцати осталось почти пять часов, но я не отходил ни на шаг от приближателя. Кто хочет разговаривать со мной? Таня? Едва ли. Скорее всего, кто-нибудь из моих бывших одноклассников, работавших на Марсе: Борис Заметнов или Рудольф Арбатов.
Сердце билось тревожно и радостно. Я то и дело с нетерпением смотрел на часы, и когда стрелки подошли наконец к цифре «12», я включил приближатель.
Сначала послышалась тихая мелодия, звук скрипки и голос флейты. В следующее мгновение ощущение бесконечности охватило меня. Возникло космическое пространство, а на его фоне смеющееся лицо Тани. Она была здесь, рядом со мной, и одновременно там, у себя на Марсе.
– Мика, это ты? Я давно не видела тебя, – окликнул меня Танин голос. – Что же ты молчишь? Сейчас я тебя вижу. Ты совсем мало изменился, чуточку повзрослел. Ты слышишь меня?
– Слышу и вижу. Что ты там делаешь, на Марсе?
– Работаю в молодежной бригаде. Мы создаем на Марсе атмосферу и биосферу, слышишь, Мика? Мы хотим, чтобы Марс стал таким же молодым и прекрасным, как Земля… Чтобы там дышалось легко, как в садах возле Лесного Эха.
– А когда мы встретимся, Таня?
Это сказал не мой голос, это крикнуло все мое существо, рванувшееся к Тане и остановленное пространством.
– Через несколько лет, Мика. А что делаешь ты?
– Изучаю память.
– Изучая память, не забывай обо мне. – Это были последние слова, которые долетели до меня. Время истекло, и Таня исчезла.
Эту ночь я не спал, а думал о Тане и об атмосфере, которую создавали на Марсе люди, посланные туда коммунистическим обществом Земли.
И я старался представить себе Марс без биосферы, таким, каким он выглядел в рассказе Володи, чью «память» записала Марина Вербова. Я старался представить себе это, чтобы понять и оценить то, что делали Таня и ее друзья.
23
Меня тянуло к этому человеку, пребывавшему, в сущности, «нигде» и рассказывавшему историю своей жизни.
Кажется, в прошлые века было принято называть такой искренний и трагический рассказ исповедью. Но ведь исповедовались верующие в бога перед смертью. Он же повествовал о своей жизни, находясь по ту сторону се, уже после смерти, хотя можно ли говорить о смерти, если жива память, правда, отделенная от того, у кого осталась только способность вспоминать? И вот он вспоминал.
– Наконец я снова на милой, щедрой и доброй Земле. Мне уже не надо было носить с помощью роботов портативный дубликат земной биосферы и выпрашивать у администратора, смотря по настроению, то крик петуха, то голос кукушки. Вокруг меня был мир, набитый до отказа всяческой жизнью: и голосами птиц и шепотом влюбленных. И, глядя на человеческие спины, мне не нужно было бояться, что у этих прохожих, как у Биля, Джека и Ле-Роя, нет человеческих лиц. Вокруг меня было множество лиц, глаз, улыбок. Все смотрели на меня с уважением. Ведь я прибыл с Марса, испытав опасности, трудности и невзгоды человека, измерявшего чужую планету своими собственными ногами, шагавшими там, где нет ни дорог, ни троп.
Мило и сердечно улыбалась мне и она. Ее все звали Катрин, но я называл ее просто Катей. Вскоре она стала моей женой. В сущности, я женился на ней только потому, что она чем-то походила на Зою. Может быть, я проявил легкомыслие и поспешность там, где нужна была осмотрительность, все взвешивающая рассудочность. Но я никогда не был рассудочным. И, кроме того, те два года, которые я провел в обществе Ле-Роя, Биля и Джека, слишком часто напоминали о себе. Я готов был жениться на первой встречной девушке только потому, что она человек, умеет смеяться и плакать, огорчаться, радоваться, грустить и что, кроме спины, у нее есть и лицо, как у всех людей, такое человеческое, с милым смеющимся ртом и быстро меняющими выражение живыми карими глазами.