Шрифт:
Глава 1
Джейн Хирон сделала несколько плавных грациозных шагов, повернулась и медленно обошла круг смотревших на нее женщин. Шел модный показ Клариссы Харлоу, и Джейн демонстрировала платье под названием «Больше Не Вздыхай». Выше талии в нем не было ничего особенного, лишь несколько переливчато-опаловых складок, зато юбка смотрелась исключительно из-за нового и необычного покроя. Она была сшита из невероятного количества ткани и подчеркивала стройность в талии, но во время танца все эти складки взлетали и кружились, словно веер из водяных брызг. Непринужденным движением Джейн подняла руки вверх и сделала
– Божественно! Но нет, я не должна, не должна.
Миссис Левингтон обратилась к миссис Харлоу через всю комнату громким хрипловатым голосом:
– Я беру это платье, но вы не должны продавать никому его копию в течение трех месяцев.
Затем она кивком подозвала к себе Джейн:
– Подойдите, я хочу посмотреть, как оно застегивается.
Джейн подошла с любезным и послушным видом, который составлял часть ее работы. Про себя она подумала, что платье будет узко миссис Левингтон как минимум на четыре дюйма. Она не была толстой, но обладала плотным телосложением с широкими плечами и массивными бедрами. По-своему красивая и статная – для любителей такого типа фигуры. Джейн к ним не относилась.
Ее не касалось, кто покупает платья Клариссы Харлоу, которые всегда будут недоступны для нее самой. Она демонстрировала их потому, что благодаря ее прекрасной фигуре цена на них поднималась как минимум на четверть.
К ним с деловым видом подошла миссис Харлоу – проворная и элегантно одетая.
– Прекрасно, миссис Левингтон. Вы можете прийти на примерку завтра в десять тридцать. Нет, боюсь, другого времени я предложить не могу – у нас все расписано.
Безразличие, граничащее с грубостью, было ее характерной чертой; она словно говорила: «Хотите – берите, а не хотите – как хотите; у нас есть клиентки и получше». Поразительно, как клиентки это проглатывали; проглотила и миссис Левингтон – она кротко согласилась прийти в назначенное время. Джейн отпустили.
В раздевалке было полно девушек, повсюду лежала и висела одежда. Когда Джейн вошла, одна из девушек как раз выходила – красивая блондинка в тонком черном дневном платье, невероятно изысканном благодаря покрою и искусной драпировке юбки. Джейн сняла с себя «Больше Не Вздыхай» и аккуратно повесила его на вешалку. Ей казалось, что ни в какой другой одежде она не будет больше так хорошо выглядеть. Красивой у нее была лишь фигура, а лицо было слишком маленькое и бесцветное. Глядя на себя в зеркало, она видела милые серые глаза и густые темные волосы – вот, пожалуй, и все, что можно было сказать о Джейн Хирон, помимо фигуры. Фигура же была безупречна, стройная без излишней худобы и пропорциональная. Джейн высоко ее ценила, и вполне справедливо, ведь эта фигура обеспечивала ей крышу над головой и средства к существованию. Кроме того, фигура была послушная, не из тех, с которыми нужно носиться. Джейн знала, что некоторые девушки ежедневно со страхом измеряют объем бедер и даже не глядят на картошку и сливочное масло. С ее фигурой о такой ерунде можно было не думать. Даже если бы она целый год ела шоколад и пудинги на сале, не поправилась бы ни на грамм. Кстати, на прошлой неделе Джереми подарил ей коробку шоколадных конфет.
Повесив платье, Джейн стала одеваться. Показ почти закончился, так что ей больше не придется выходить на подиум. Она надела темную юбку, натянула свитер и накинула пальто. Все вокруг одевались одновременно, так что ей пришлось поочередно стоять на одной ноге, чтобы сменить туфли для подиума на свои, темные. Остальные девушки тоже переодевались и при этом болтали без умолку.
Ей удалось на минутку протиснуться к зеркалу, где она надела маленькую темную шляпку-тюрбан в тон остальной ее одежде, и вот она готова – Золушка после того, как часы пробили полночь, с неприметными чертами, бледная, если не считать яркой помады. Помада была даже слишком яркая, но для показов приходилось краситься более броско. Джереми всегда смотрел на это косо и говорил, что цвет помады напоминает ему цвет почтовых ящиков. Ну и пусть, ей было все равно.
Джейн вышла на улицу, где стоял ледяной холод. Похоже, намечался сильный мороз. Она попрощалась с Глорией и Дафной и направилась в конец улицы. Иногда Джереми встречал ее там, но не сегодня, потому что неизвестно было, во сколько закончится показ.
Она повернула за угол, и вдруг в одном из дверных проемов замаячила его фигура. Она была рада увидеть его как раз в тот момент, когда она чувствовала себя покинувшей бал Золушкой. Он взял ее под руку.
– Не стоило тебе приходить.
Джереми Тэвернер ответил:
– Не говори ерунды. Как прошел показ?
– Проданы две вещи из тех, что я демонстрировала, так что мои акции растут.
– Все те же ужасные женщины?
– Не все они ужасные.
– Не знаю, как ты это терпишь.
– Ну, полагаю, любая другая работа, которую я могла бы выполнять, нравилась бы мне гораздо меньше.
– Например?
– Продавщица, няня, компаньонка…
– Есть много других профессий для женщин.
– Дорогой, у меня нет для них образования.
– Не называй меня «дорогой»! – недовольно пробурчал Джереми.
– Я так сказала?
– Да. Мне это не нравится.
Она весело рассмеялась.
– Это же ничего не значит, люди всегда так говорят. Просто вырвалось.
– Именно поэтому! – рассердился он еще больше и довольно болезненно сжал ее руку.
– Дорогой, ты слишком крепко держишь меня под руку, – поморщилась Джейн и добавила другим голосом: – не будь гадким занудой; я хочу поговорить с тобой – правда хочу.
Хотя гадким занудой его назвали тоном, сделавшим этот эпитет интимным и лестным, Джереми все еще злился.
– Не понимаю, почему тебя ничему не учили. Девочек ведь должны чему-то учить.
– Да, дорогой, но не меня. Моя мать вышла замуж за священника без гроша за душой, который витал в облаках, и они об этом как-то не подумали. У них никогда не было времени на то, чтобы думать хоть о чем-нибудь, потому что приход был слишком большой и слишком бедный. И они оба умерли, когда мне было пятнадцать, а меня забрал к себе дед и отправил в школу, где больше внимания уделяют манерам и совсем не беспокоятся о столь низменных вещах, как умение заработать на жизнь.
– Который из дедушек? – спросил Джереми другим тоном.
– Тот, который Тэвернер, отец моей матери, брат твоего деда, восьмой ребенок и шестой сын старого Джеремайя Тэвернера. Я знаю все семейство наизусть. Старшего звали Джеремайя в честь отца, дальше были Мэттью, Марк, Люк, Джон, Эктс и две девочки, Мэри и Джоанна. Твоего деда звали Джон, а моего Эктс. И не встреться мы с тобой полгода назад на скучнейшей вечеринке, мы бы и знать не знали о существовании друг друга.
Она придвинулась к нему, коснувшись плечом его руки.