Гостиница тринадцати повешенных
Шрифт:
– Отлично! Да, и подай нам то розовое бургундское, которое ты бережешь для больших праздников: мне очень хочется попотчевать им нашего гостя.
– Попотчуем, мой друг, попотчуем! Вы же знаете, Антенор, я никогда не скуплюсь ни для вас, ни для ваших друзей.
– Знаю, какой ты можешь быть, когда захочешь… просто прелестной женушкой! Иди же, моя дорогая, иди уже… Но… клянусь рогами дьявола, мы же еще даже не поцеловались! Ну, сударыня, целуйте же скорей вашего мужа!
– О! Как же это… при постороннем господине?
– Э, да что тут церемониться! Господин этот – наш друг, и к тому же что может
Согнувшись вдвое, чтобы оказаться на одном с горбуньей уровне, Антенор подставил свою щеку, на которой та запечатлела поцелуй очень сомнительной нежности и скрылась из магазина.
– Ну! Что вы об этом думаете? Умею я укрощать женщин?! – вскричал торжествующий Ла Пивардьер своему гостю.
– Да уж, тут вы мастак! – отвечал искатель приключений, смеясь.
– Каждый раз, как я возвращаюсь… она всегда так скалит на меня зубы…
– И для усмирения ее вы принимаетесь жечь товары?
– Нет, я никогда не прибегаю к одному и тому же средству… Однако сегодняшнее мне понравилось… Не премину повторить его при случае.
– Но почему ваша жена, вместо того чтобы обрадоваться вашему приезду…
– Приходит в такую ярость, хотите вы сказать? – перебил его Ла Пивардьер. – Гм! Нервы! Она у меня очень нервная… да к тому же… есть и другие причины, о которых долго рассказывать. Ох! Жильетта, милая моя девочка, а ты все работаешь? Как вы находите мою племянницу, господин Симеони? Не правда ли, она премиленькая?
– Просто очаровательная!
Когда сцена, столь бурная в начале, между ее дядюшкой и тетушкой приняла более спокойный оборот, мадемуазель Жильетта, сидевшая за прилавком, вернулась к отложенной с прибытием мужчин работе.
Девушка покраснела от таких похвал и, продолжая шить еще усерднее, отвечала:
– Мне нужно подрубить все эти скатерти и салфетки к завтрашнему дню, дядюшка.
– Ах! Какое великолепное столовое белье! Настоящее голландское! Это, верно, для какой-нибудь придворной дамы?
– Нет, дядюшка… нам принес эту работу управляющий какого-то знатного сеньора, который приедет сегодня вечером из провинции и поселится в той гостинице, что напротив нас. Да вы, дядюшка, может быть, и знаете его, вы же так много путешествуете! Его зовут барон де Ферье.
– Барон де Ферье! – вскричал Паскаль Симеони. – Так, говорите, мадемуазель, барон де Ферье, сеньор из Бове, будет жить на этой улице… в доме напротив?
– Да, сударь.
– Вот так дела! – произнес Антенор. – Похоже, у нас будет знакомое соседство! Каков случай-то, а, господин Симеони? Эх! Что-то мне подсказывает, что это соседство не противно вам будет! Тем лучше, черт возьми, тем лучше! Я тем более этому рад, что сам этому немного посодействовал.
Черты Паскаля действительно выражали радость. Внутренне он благодарил судьбу, позаботившуюся так скоро приблизить его к этой молодой женщине, которую графиня де Шале поручила ему оберегать от неприятностей, а возможно, и страданий, – каких именно, он еще не знал, но твердо намеревался выяснить.
Он уже собрался было задать еще парочку вопросов племяннице торговке, как в магазин вошли два господина, при виде которых Жильетта быстро встала со своего места, а Ла Пивардьер снял шляпу.
В роскошных бархатных плащах, вышитых золотом и наброшенных на столь
– Ну-ка, Жильетта! – вскричал один из них, небрежно опустившись на стул, чему последовал и его товарищ. – Две гребенки для усов… да поскорей!.. Мы сломали наши… ха-ха-ха!.. играя в мяч!.. Хоть эта игра со смерти славного короля Генриха и исчезновения этих escualdonacs [12] больше и не в моде… но нам все равно… нас она забавляет… и, следовательно, первый, кто позволит себе не признать эту игру королевой всех игр, будет иметь дело с нами! Ну, скорей же, Жильетта; твоей старой горбуньи-тетушки здесь нету! Оно и к лучшему! Твое свеженькое личико нам нравится гораздо больше ее противного рыла… к тому же ты теперь можешь спросить с нас за гребешки сколько пожелаешь… мы торговаться не будем.
12
Баскские дворяне, заядлые игроки в мяч. – Примеч. автора.
Речи были довольно вольными, но Ла Пивардьер выслушал их, даже не моргнув.
– Кто эти столь бесцеремонные господа? – тихо спросил Симеони у своего хозяина.
Антенор с удивлением посмотрел на искателя приключений.
– Как! Вы их не знаете? – произнес он.
– Вероятно, раз спрашиваю у вас, кто они такие?
– Тот, который только что говорил, это знаменитый Исаак де Лафемас, один из верных слуг кардинала-министра, беззаветно преданный его преосвященству.
– Вот как!
– Исаак де Лафемас командует ловкачами… смельчаками, которые во всякое время дня и ночи не боятся рисковать своей жизнью даже из-за самых пустых ссор…
– И своей честью… если только у них осталось ее сколько-нибудь от шатанья по улицам, картежной игры и обворовывания серапенов [13] , имеющих несчастье возвращаться домой после комендантского часа. А тот, что с господином де Лафемасом, как его-то зовут?
– Это шевалье де Мирабель, тоже искусный фехтовальщик.
13
Прозвище парижан Серапены (serapins) – в эпоху Людовика XIII.
– Так это вы из глубокого уважения к этим искусным фехтовальщикам… остаетесь глухи?
– К шуточкам-то, которые они отпускают на счет моей почтенной супруги? Нет, это совсем не так, дражайший господин Симеони, даже не думайте. Вы видели меня в деле. Но, должен вам заметить, в торговле надо придерживаться известного рода благоразумия. К тому же если их знаю, то они-то вовсе со мной не знакомы. Я так редко бываю в Париже! Следовательно, насмехаясь над Моник Латапи, они вовсе не имеют намерения насмехаться над Антенором де Ла Пивардьером. К тому же, даже если бы они и знали мое имя и звание, не думаю, что было бы уместно, с моей стороны, выходить из себя, когда они наполняют золотом мою кассу.