Гостиница
Шрифт:
Медсестра открыла небольшой белый чемоданчик с переносным рентгеновским аппаратом и, взяв легким движением одну руку мальчика, поднесла ее к экрану внутри чемоданчика. На экране появилось увеличенное изображение внутреннего состояния поврежденной кисти.
Девчонка присела на диван рядом с Мальчиком и оберегала его вторую руку. Мать с ужасом смотрела из-за спины врача на разодранные ткани ладони. Лицо ее было белее костюма.
– Боже! Как я боялась именно этого! Как я пыталась оградить его от контактов с фанатиками… И все-таки они
Девчонка зачарованно смотрела на Женщину.
– Кто это сделал?!.. Где?!.. Как?!.. – устремила она горящий взгляд к Девчонке.
Та не отвела глаз, но и не ответила ничего.
– Говори же! – потребовала госпожа Мэр. – Ты сама-то кто?.. Ах, да, помню… Ты уже год в розыске!.. Где ты скрывалась? Полиция и родители с ног сбились…
Девчонка только криво усмехнулась при упоминании о родителях и продолжала молчать.
– Не трогай ее, мама! – вмешался Мальчик, морщась от боли. – Я все прекрасно помню и знаю сам… Фанаты тут ни при чем…
– Но кто же тогда мог распять тебя, если не религиозные фанатики? – воскликнула, ничего не понимая, мать.
– И кота, мама, и кота!.. – усмехнулся Мальчик очень по-взрослому, что не укрылось от материнского взора, и очень встревожило ее – судьба сына взрывом вырывалась из-под ее контроля. – Уверяю тебя – тут приложил руку некий весьма изощренный философ…
Мужчина в проеме двери чуть насторожился.
– Кто же это?! – нетерпеливо воскликнула мать, горя нескрываемой жаждой мести.
– Предтеча, мама, – посмотрел ей в глаза сын, – мой предтеча, который был так же непорочно зачат своей матерью, как я тобой… Хотя ты никогда мне об этом не говорила…
– Но… – вскинула она руки.
– Я понимаю твои мотивы, – остановив ее взглядом, продолжил он. – Но эта «святая ложь» на какое-то время сделала меня безоружным перед ним… Я не смог перехватить инициативу в философском споре. А это, – горько усмехнулся он, показав глазами и головой на руки, – это, всего лишь, один из моих неуклюжих аргументов в этой схватке интеллектов… Я был вынужден противопоставить словам действия… И спор еще не закончен…
– О боже! – испуганно воскликнула мать. – И когда е он закончится?!
– Да никогда, мама, – заверил ее сын. – Это вечный спор.
– Добра и Зла? – попыталась она вникнуть.
– Нет, – покачал головой Мальчик, – Любви и Свободы… Или, может быть, Созидания и Разрушения… В том-то и проблема, что это спор Бытия с самим собой…
– Ничего не понимаю, – призналась Женщина. – Зачем же распинать?!
– Ну, ежели на большее интеллекта не хватает…
– Извините, – вмешался хирург, – вынужден прервать ваши философские экзерсисы, хотя они явно благотворно действуют на психическое состояние пациента… Срочно нужно в клинику! Требуется ювелирная работа, чтобы сохранить руки… Здесь нет условий.
– О-о-ох… – схватилась за грудь мать.
– И мне тоже, – сообщил ветеринар, рассматривая на экране внутренности кота, засунутого
– Так скорей же! – заторопилась госпожа Мэр.
– Носилки! – крикнул хирург в дверь.
Оттуда появилась парочка дюжих молодцев с носилками наперевес. Они с помощью медсестер и Девчонки аккуратно уложили Мальчика на носилки, укрепив на груди его перебинтованные руки.
– Боже! Что это на тебе? – только тут заметила мать чужую одежду на сыне. – Ужас какой!
– Ништячней шмоток не раскопала, – объяснила Девчонка. – Его шкурки порезали. Распинали голым. Нам надо было побыстрей линять, пока не кончились фантограммы.
– Фантограммы? – удивилась госпожа Мэр.
– Я отдал им фантомат, – объяснил Мальчик с движущихся носилок, – за кота.
– Но как их найти?! Это же нестерпимо! Таких подонков надо держать в тюрьме! – воскликнула она.
– Лучше не вмешивайся, мама, пока это возможно, – попросил Мальчик. – Когда говорят философы, власть должна молчать…
– Хороши разговорчики! – покачала головой госпожа Мэр. – Бывало, в пылу таковых по полчеловечества с лица Земли смахивалось… И я должна молчать?!..
– Молчи, женщина, когда джигиты базарят, всегда долдонит мой батяня, утюжа мать по пьяне, – вставила Девчонка.
– А ты зачем идешь? – удивилась госпожа Мэр. – Оставайся здесь. Поговорим, когда я вернусь.
– Нет, мама, – воскликнул сын, – я хочу, чтобы она была со мной… Если вы, конечно, не возражаете… – повернулся он к Девчонке.
– Не боись, малыш, – улыбнулась она, – я с тобой.
Мать удивленно посмотрела на эту замарашку, вдруг возымевшую странную власть над ее сыном. Возражать она не посмела – не в служебном кабинете.
Они поднялись на крышу небоскреба. Вертолет стоял на посадочной площадке метрах в пятидесяти от большого бассейна с телескопической вышкой для ныряния, которая сейчас была опущена. Вода в бассейне была синяя-синяя, как глаза у госпожи Мэр, а стенки – белые, как ее костюм.
Отсюда не было видно ничего, кроме ослепительного шпиля Гостиницы. Город исчез. И было в этом что-то нереальное. Особенно для Девчонки, привыкшей за последний год к жизни в подземелье…
То, что происходило в этот день и на следующий, покрыто туманом. Операция под наркозом, после наркотическое забытье. Изредка всплывают на мерцающем экране лица мамы, бабушки, Девчонки, врачей…
Ясность пришла с последующими событиями…
Первое, что увидел Мальчик, проснувшись, было лицо Девчонки, внимательно его разглядывавшей. Длинные волосы ее, раньше забранные в хвост или узел на затылке, а то и распущенные, теперь были заплетены в две косы с большими белыми бантами. От этого лицо ее сделалось совсем детским и немного торжественным.