Гостиница
Шрифт:
– Ты права, но жаль, – вздохнул Мальчик. – Теперь понятен феномен Мессира… Его память никто не стирал, и он со всем опытом своей прошлой жизни оказался в состоянии, совершенно ему не соответствующем… Более того, он не мог поверить в истинность своего прошлого опыта, ибо он противоречил реальности, но и избавиться от него тоже не мог… И получилось что-то вроде раздвоения личности… И я мог стать таким же монстром, мама… Ты приняла правильное решение.
– Но что же происходит с нашим миром?! – воскликнула она. – Ведь надо же понимать это, чтобы принимать верные решения.
– Да, госпожа
Госпожа Мэр с надеждой и страхом посмотрела на Девчонку: она принимала участие в его казни, она глубоко порочна, но она же и спасла его!..
– Ты прав, мне пора. Думаю, скоро и бабушка будет здесь, – согласилась госпожа Мэр и, наклонившись, поцеловала его в глаза и губы.
Через несколько минут во дворе застрекотал мэровский вертолет.
Далее события развивались весьма бурно. Независимая телекомпания, как, впрочем, и другие, вела постоянные репортажи с экстренных заседаний религиозных общин, которых оказалось неожиданно много. Собрания проходили в бурных взрывах эмоций и экстатических молебнах, а поскольку все они видели друг друга по телевизору, то постепенно впадали в состояние психического резонанса, требовавшего разрядки. Энергия коллективного экстаза выгоняла верующих, а за компанию и неверующих, на улицы, где они без всяких команд устремлялись к Гостинице, которая была святилищем культа, ибо именно там, по учению, предполагалось существование точки перехода в мир иной, несравненно лучший, чем здешняя убогая юдоль несчастных.
Правительственный канал то транслировал непрекращающееся заседание муниципального совета, то показывал полицейские части, приведенные в состояние боевой готовности и частично вставшие уже в оцепление вокруг площади и вдоль улиц. И вовремя, ибо громадную площадь перед Гостиницей заполняла многотысячная толпа, а прилежащие улицы были заполнены не иссякающим людским потоком.
Город гудел и булькал. Все чего-то ждали и к чему-то готовились.
– М-да… – сокрушенно вздохнул Мальчик, отвернувшись от телевизора. – А все началось с подзорной трубы…
– В которую Мессир, ежели он не лопух, сейчас зырит за нами, – усмехнулась Девчонка.
Мальчик посмотрел на нее, но не смог отказаться от продолжения мысли:
– Если бы я знал, что из этого выйдет!..
– Бог не фраер – он не только шельму метит, но и мессиям клеймо на зад штампует. В нештячный момент в клевом месте оно начинает зудеть. Не усидишь, даже если гвоздями к хресту пришпилен…
– Да никакой я не мессия! – озлился Мальчик. – Обыкновенный человек!
– Фортуна нон пенис, как говаривал Мессир, рукой не повернешь, – опекающим материнским тоном проводила воспитательную работу Девчонка. – Сел на кол, не ерзай!.. Бог – тот, кого боготворят… У тебя нет выхода… Не ссы, малыш, я буду рядом…
Он иронически хмыкнул и снова глянул на телевизор, где режиссеры, изощряясь в профессиональных изысках, то показывали толпу перед Гостиницей, то накладывали на нее сцены распятия, то крупным планом показывали искаженное мукой лицо Мальчика или его окровавленные ладони с торчащими из них шляпками гвоздей.
Громадные
«Чего же они все хотят?» – тревожно думал Мальчик, подспудно догадываясь о сути их вожделений.
В трагический момент, когда противоестественно громадные, исполненные мукой глаза Мальчика воззрились на толпу перед Гостиницей, вдруг над площадью раздался перекрывающий шумы голос, произнесший в молитвенном экстазе:
– Бога!..
И толпа выдохнула доселе неосознаваемое:
– Бога!
И весь Город повторил шепотом:
– Бога!
И стала толпа на колени перед телевизионным распятием, и выдыхала единодушно, входя в резонанс:
– Бо-га!.. Бо-га!.. Бо-га!..
И уже начали в унисон позвякивать стекла в зданиях и подрагивать стены.
Мальчик, мертвенно бледный, неотрывно смотрел на экран, сидя в кровати. Рядом, словно ангелы-хранители, стояли бабушка и Девчонка.
Врач с равной тревогой следил и за толпой и за показаниями приборов, бормоча в усы:
– Убийцы!.. Изуверы!.. Фанатики!..
Послышалось стрекотание вертолета. В палату вбежала госпожа Мэр. Бросилась к сыну и уткнула заплаканное лицо ему в колени.
Он осторожно положил забинтованные руки ей на спину и даже попытался погладить по голове.
– Прости меня! Прости меня! – шептала она, ощущая свою неискупимую вину за все, что происходит с сыном и с Городом. – Муниципальный совет постановил просить тебя успокоить толпу и уговорить разойтись по домам… Но я категорически против!.. Я заявила о своей отставке и покинула заседание…
– Зря, мама!.. Не время… – твердо осудил сын. – Я заварил эту кашу – мне и расхлебывать…
– Но ты еще совсем ребенок! – прижала она его к кровати, удерживая от попыток подняться.
– У каждого свой час взросления!.. Неужели ты не слышишь, что он пробил для меня?.. Спасибо тебе и бабушке за детство, но теперь я – мужчина, – заявил он твердо, – и буду сам принимать решения.
Госпожа Мэр прервала истерику и подняла на сына мгновенно высохшие глаза. Она услышала голос того, кому привыкла подчиняться…
Вдруг на площадь выплыла платформа, которую тащил БТР. Тут же был дан крупный план, и Мальчик узнал хрест, на котором был недавно распят. Все его узнали.
«А моя служба безопасности не смогла его обнаружить», – удрученно констатировала про себя госпожа Мэр. – Действительно, пора в отставку…»
Сквозь кольца в верхних лучах буквы “Х” были просунуты веревки о двух петлях каждая. Из петель торчали головы четырех пацанов с завязанными за спиной руками. Они были вынуждены стоять на цыпочках, потому что как только кто-то вставал на полную ступню, петля затягивалась и вокруг его шеи, и вокруг шеи напарника.
Мальчик сразу почувствовал изощренное изуверство Мессира. Да, похоже, дуэль продолжалась… Он глянул на Девчонку. Она подтверждающе кивнула ему.
Мессия сбросил ноги с кровати. Девчонка подняла упавшее на пол покрывало.