Государево дело
Шрифт:
– Ккбы они не пльнули! – глянув на высокую корму пинаса, опасливо прищурился шкипер.
– Не пальнут, – Никита Петрович убрал шпагу в ножны. – Раз уж решили сдаться. Разве только какойнибудь идиот…
С борта вражеского судна послышались крики. Герхард Ланц, командир наемников, помахал рукой – все в порядке!
– Ну, что ж, – подмигнув шкиперу, Бутурлин радостно потер руки. – Поднимемся, поглядим… Боцман! Карго ко мне!
– Я здесь, господин капитан! – корабельный завхозинтендант, называемый коротеньким словом «карго», уже стоял позади – лощеный долговязый хлыщ, однако в денежных
Никита Петрович машинально потрогал подбородок – оброс за время рейда, надо бы, придя в порт, в цирюльню, побриться.
Вообщето, православному человеку бриться, конечно, нехорошо, но тут – надо. В чужой монастырь со своим уставом не суются, а в Дании, как и по всей Европе, уже распространилась французская мода – сбривать бороду и усы да завивать шевелюру. Ну, или парик, у кого шевелюра так себе.
– Именем короля Фредерика! – поднявшись на палубу, Бутурлин грозно взглянул на вражеского капитана. – Вы и все ваши люди объявляются пленными! Корабль и товары – наш приз.
Капитан – сухопарый светлоглазый швед – вовсе не выглядел испуганным, скорее даже – наоборот.
Усмехнулся, округлил глаза, не обращая внимания на вооруженных головорезов с «Глюкштадта», и этак ехидно спросил:
– А с какой это стати – пленные? Разве между Данией и моим королевством – война?
И ведь был полностью прав, стервец! По нынешнему времени, в августе одна тысяча шестьсот пятьдесят седьмого года, Дания, хоть и вооружалась, но формально войну Швеции не объявляла. А вот, что касаемо России…
– Вот мой каперский патент, – вытащив изза пазухи плотный кусок бумаги, Бутурлин галантно протянул его шведу. – Тут, правда, понемецки…
– Я понимаю… – вражеский капитан зашевелил губами – читал, читал, но все же не совсем все понимал… – Тцар унд гросс херцог… Алексей Михайловитч… А! Так вы – русские! А флагто на корабле – датский.
И впрямь, на корме «Глюкштадта» развевалось красное с белым крестом знамя в виде ласточкина хвоста – флаг Данмарка. У России же, увы, пока официального государственного флага не имелось, хотя Алексей Михайлович все больше склонялся к тому, что не худо бы и иметь… Ну, как бы то ни было.
– Ваш корабль пойдет за мной в Копенгаген, – буднично сообщил Никита Петрович. – Как приз. Мой карго обсчитает все ваши товары… Вы что везете?
– Железо, медь…
– Медь?! Контрабанда?
– Ну, это уж они в Риге знают… – Швед хитро прищурился и стал куда вежливей. – И… вот еще что спрошу, герр капитан. Ваша часть добычи – какая? Четверть? Треть?
Любопытный какой… Хотя, никакой особой тайны тут нет.
– Треть – моему государю, треть – Дании, за порты, и треть – мне и команде, – пожав плечами, пояснил Бутурлин.
– Справедливо, – вражеский капитан покивал и хмыкнул. – Все же датскую треть я отсужу! Не так уж там и мало. И думаю – дело выгорит.
– Коль так считаете – судитесь, – развел руками Никита Петрович. – И следуйте за нами. Уцелевших парусов вам хватит, чтоб идти. А мои люди за вами присмотрят. Да! Комунибудь из ваших требуется перевязать раны?
– Да перевязали уже…
– Тогда до встречи в порту, герр капитан! Честь имею.
Восемнадцатипушечный
Корабли вошли в порт уже вечером, успели до темноты. Последние лучи заходящего солнца окрашивали шпили церквей, в жемчужносерой спокойной воде отражались бастионы датской столицы и несколько десятков кораблей, стоявших у причалов.
Узнав своих, морская стража приветствовала «Глюкштадт» мушкетным салютом! Просто выпалили в воздух, узрев идущий следом за капером трофейный пинас с приспущенным шведским флагом.
Ввиду позднего времени праздных зевакобывателей у пирса не наблюдалось, хотя хватало радующихся моряков!
– Эвон, кораблище!
– Поди, золото вез!
– Да какое, ко всем чертям, золото? Скорее, медь!
– Так и медь по цене – вроде золота!
– Гляньтека, шведыто какие понурые!
– Еще б! Получили по носу… Ай да «Глюкштадт»!
Причалив, с капера перекинули сходни. Оставив карго и боцмана подсчитывать добычу, Бутурлин сошел на берег и, кивнув таможенникам, направился в город. Квартировал он здесь же, неподалеку, снимая третий этаж доходного дома на улице Мельников, от портовых бастионов – с полверсты. Именно так Никита Петрович и подбирал себе жилье здесь, в Копенгагене – чтобы рядом с гаванью было.
Смеркалось. Из открытых дверей портовых кабаков доносились пьяные крики да визг жриц продажной любви, коих тут было немеряно! А как еще расслабиться моряку после долгого и опасного плавания? Особенно, если родной дом остался гденибудь в Лондоне, в Антверпене, в Амстердаме…
И не боялись же никакой заразы! Впрочем, чего бояться матросу? А портовые шлюхи стоили не так уж и дешево – пару талеров (или далеров, как здесь говорили) – месячное жалованье слуги или юнги. Да что там говорить, наемным солдатам платили не намного больше! Так что портовые барышни вовсе не бедствовали… Вон, как хохочут, бестии! Веселая у них жизнь. Правда – короткая. Не сифилис, так еще какая болезнь, или просто прибьют в пьяной драке…
– Господин ищет любви?
Ага! Одна такая барышня – весьма, кстати, юная – смешливая блондинка в светлой льняной сорочке, длинной суконной юбке и шерстяной шапочкечепце – вынырнув из какогото проулка, заглянула Бутурлину в глаза.
Честно сказать – симпатичная! Свеженькая, молодая. И грудь… есть что потрогать…
Только ведь – лютерской веры, да и невместно русскому моряку неизвестно с кем, да еще – за деньги. Лучше уж – с известной, и не за деньги, а за подарки! Да и знаешь почти наверняка, что потом лекаря искать не понадобится. Была у Никиты одна такая на примете. Даже и не одна…