Государство и революции
Шрифт:
Обе партии использовали одни и те же методы — сочетание легальной агитации и борьбы за голоса избирателей с подготовкой силового переворота. Одни формировали для этого из всякого сброда отряды штурмовиков СА, другие из точно такого же сброда — отряды штурмовиков "Красного фронта". Как уже отмечалось, они могли порой заключать и союзы, гласные или негласные, и "пивной путч" в Мюнхене был четко приурочен к дате германской революции, которую определили в Москве. И даже после прихода к власти Гитлера, в 1934 г., во Франции в антиправительственных акциях объединялись коммунисты и фашисты.
Так в чем же, спрашивается, было различие? В лозунгах? Но ведь и большевики меняли лозунги, как перчатки, в зависимости от сиюминутной выгоды. То "долой войну" — то "социалистическое отечеств во в опасности", то нэп — то "уничтожение кулака как класс". И надо думать, что если бы на капитуляцию, вроде Бреста,
Агрессивные планы, которых не скрывали гитлеровцы? А чем они в принципе отличались от планов "мировой революции", которых российские большевики на первом этапе тоже не считали нужным ни маскировать, ни вуалировать? И которые продолжали существовать в дальнейшем, разве что были засекречены. Кстати, по изначальным проектам Гитлера, его агрессия также должна была разворачиваться не чисто силовым путем — после поражения в Первой мировой, в условиях Версальских военных ограничений и расшатанной кризисами экономики в возможность победы никто не поверил бы. И сперва планы строились на сочетании армейских операций с "революционными методами". Как свидетельствует Раушнинг, "он и его генералы опирались на опыт взаимоотношений Людендорфа с Россией. Они изучали опыт германского Генерального штаба, накопленный при засылке Ленина и Троцкого в Россию, и на основе этого выработали собственную систему и доктрину — стратегию экспансии". Предполагалось, что в любой стране существуют силы, недовольные своим правительством, и надо лишь их разбудить, раскачать и активизировать. А в нужный момент они выступят против «плутократов» и нанесут удар изнутри, подрывая способность государства к сопротивлению. Следовательно, и здесь агрессия должна была разворачиваться под флагом цепочки революций — только не социалистических, а "национальных".
Превращение покоренных народов в рабов? Но как уже отмечалось, и в классических ленинских моделях социализма речь шла о самом натуральном рабстве со всеобщей трудовой повинностью за пайку хлеба под вооруженным контролем. А руководить деятельностью этого механизма должен был "авангард рабочего класса", то есть некая персонально отобранная элита. Причем суть этой элиты вожди определяли почти одними и теми же словами. Гитлер неоднократно сравнивал свою партию и СС с рыцарским орденом. И Сталин тоже говорил, что партия должна быть чем-то похожа на "орден меченосцев". В унисон им высказывался и Троцкий, утверждая, будто партия должна быть похожа на касту самураев, где верность и лояльность, и дисциплина являются ценностями самостоятельного порядка. Впрочем, и по многим другим вопросам у большевистских и нацистских лидеров можно найти очень близкие установки. Так, Ленин внушал своим последователям: "Нравственно все, что служит делу победы коммунизма" (ПСС, т. 41, стр. 298).
А Гитлер поучал подчиненных: "Я освобождаю вас от химеры, называемой совестью! Разве смысл не один и тот же?"
Итоговые различия между нацизмом и коммунизмом сформировались, скорее, не стратегической направленностью, а индивидуальными особенностями вождей. Так, Гитлер по впечатлениям, вынесенным из молодых лет, стал антисемитом. Каковым Ленин, по матери Бланк, быть никак не мог. Но вряд ли эту разницу можно считать принципиальной. Антисемитов хватало и среди видных большевиков. И, например, Лацис, в бытность властителем Киева заявлял: "Среди евреев девяносто пять процентов — жиды, но вот оставшиеся пять процентов нужны нам".
Красные чести на Украине устраивали еврейские погромы ничуть не хуже петлюровцев. Да и Сталин, как известно, иудейское племя не жаловал. Еще в 1929 г. он фактически разогнал компартию Палестины, поставив задачу ее "большевизации плюс арабизации". В 1931-32 гг. попутно с депортациями русских крестьян устроил и массовую депортацию евреев Украины и Крыма, выселив их на Дальний Восток и предоставив там устраивать «свою» автономную область. А в конце жизни подумывал взять «космополитов» и в более серьезный оборот.
Другое отличие большевизма и нацизма, как ни парадоксально, проистекло не из разницы, а из сходства взглядов лидеров. Ленин ненавидел и откровенно презирал русский народ — "надо русского дикаря учить с азов", "в России азиатства хватит на триста лет", "русский рабочий — плохой работник". И как уже отмечалось, неизмеримо выше во всех случаях ставил немцев. И Гитлер тоже ставил немцев неизмеримо выше русских, считая их «дикарями» и «азиатами». Поэтому в данном плане он перенял и развил теории Людендорфа и Гофмана, считавших необходимым во что бы то ни стало разрушить Россию для обуздания якобы исходящей от нее «панславянской» и «паназиатской» угрозы. Но поскольку при таком тождестве национальных пристрастий Гитлер отдавал предпочтение все же своему народу перед чужими, то и оказался во многих отношениях благоразумнее и умереннее Ленина. Вовремя понял, что расширение и углубление революции по большевистскому образцу неминуемо ведет к крушению самой государственности и ударит в первую очередь по собственному народу. А заодно и сведет на нет все геополитические проекты — как разрушение былой российской мощи сделало невозможными планы экспорта революции на штыках Красной Армии. Значит, для успешного осуществления собственных программ революцию следовало затормозить. И линия фюрера начала меняться.
По этому поводу ему пришлось выдержать жесточайшую борьбу внутри партии. Его обвиняли в "предательстве дела революции". Первый кризис разразился в 1930 г., когда от НСДАП откололся со своими сторонниками один из ее идеологов и создателей Отто Штрассер, основавший свою, более радикальную организацию "Черный фронт" (который быстро вошел в контакт с "Красным фронтом", а впоследствии и с советской разведкой). Второй, еще более сильный кризис, потряс НСДАП осенью 1932 г., буквально накануне прихода к власти. В июле этого года она выиграла парламентские выборы и получила 238 мест в Рейхстаге, захватив там лидирующее положение. Но умеренная позиция, занятая Гитлером, наведение им контактов с промышленниками, финансистами, военными, то бишь «реакционерами», были крайне негативно восприняты «революционной» частью электората, сразу отшатнувшейся к красным. И после очередного роспуска Рейхстага, выборы в который состоялись в ноябре, НСДАП потеряла 2 млн. голосов и 34 депутатских мандата.
Столь плачевные результаты «соглашательства» вызвали настоящий взрыв внутри НСДАП. Ей вообще грозил распад. Фюрер оказался в катастрофическом меньшинстве, и само его лидерство повисло на волоске. Сторонники углубления революции всячески клеймили его «оппортунизм», а начатое им сотрудничество в высших государственных и деловых сферах не давало ни малейшего политического выигрыша — «реакционеры» отказывались воспринимать его на равных, отводя лишь сомнительную роль потенциального надсмотрщика и укротителя разгулявшейся черни. И обращались с ним приблизительно как с ассенизатором, которого готовы нанять на сдельную работу. По свидетельствам современников, Гитлер в тот момент долго колебался, не возглавить ли ему самому радикальное крыло своей партии и с лозунгами "новой революции" взять курс на еще один путч. Но и это было уже проблематично — в революционном крыле оказалось "все схвачено", и вряд ли его приняли бы в прежнем качестве лидера. Там уже верховодил и задавал тон Грегор Штрассер, руководитель политической организации НСДАП. Он и по своему имиджу куда больше импонировал левым — эдакий рубаха-парень, строящий из себя типичного работягу, не дурак пожрать и выпить, ввернуть соленое словцо, и по-простому, по-рабочему, поливавший «предательство» Гитлера. И фюрер, несмотря на все трудности, удержался на прежней позиции, твердо заявив, что революция — "это вовсе не значит, что следует руководствоваться примером Советской России и ликвидировать частных собственников как класс. Наоборот, надо всячески поощрять их способности в строительстве новой экономики. Я не допущу, чтобы Германия прозябала в нищете и голоде, подобно Советской России".
Спасли его поддержка опытных интриганов Геринга и Геббельса и собственная "незакомплексованность". В декабре 32-го на очередных переговорах со Штрассером Гитлер вдруг закатил совершенно безобразную сцену с истерикой, выкриками, катанием по полу и кусанием ковра. Разумеется, какой-либо разумный компромисс с таким «психом» выглядел невозможным, и шокированный конкурент сгоряча подал в отставку. Что Гитлеру и требовалось. А через месяц пришла победа! Демонстрация умеренной линии все же сыграла свою роль, и после очередного правительственного кризиса с отставкой кабинета Шлейхера влиятельные заступники уговорили дряхлого президента Гинденбурга предложить Гитлеру должность рейхсканцлера и формирование кабинета министров. Здесь можно прийти еще к одному любопытному выводу. Добившись власти законным, а не насильственным путем, получив в распоряжение нерасшатанные и неразрушенные революционными взрывами государственные рычаги, хозяйство, вооруженные силы, именно Гитлер сумел воплотить в жизнь ленинский план строительства нового общества — тот самый, по которому достаточно было захватить верхушку власти, а дальше пользоваться готовыми «капиталистическими» рычагами и структурами. Чего не удалось самому Ленину, которому из-за собственных подрывных действий достались лишь негодные к употреблению обломки прежних государственных механизмов.