Государство Катар. Отражения во времени

Сенченко Игорь

Жемчужная ловля в речи катарцев прошлого фигурирует под словом «гавс», что значит «погружение в воду», а сообщество ловцов-ныряльщиков — под словом «гававис». Маститые ныряльщики (гаввасы), равно как и опытные капитаны-наставники, «постигшие науку чтения неба, вод и ветров», и лоцманы, имевшие точное представление обо всех жемчужных отмелях Персидского залива и определявшие их местоположение в разное время суток по солнцу, звездам и цвету вод, были среди таввашей, финансировавших «охоту», нарасхват.

Рабочий день длился «с восхода до захода солнца». Ныряльщики проводили в воде по 6–8 часов в день. Вставали до рассвета, молились. С восходом солнца вскрывали высыхавшие

за ночь разложенные на палубе раковины, выловленные за предыдущий день. Лов продолжался «до полудня плюс один час». Затем — дневная молитва, кофе, отдых и опять работа, «до захода солнца плюс один час». После вечерней молитвы и ужина (рыбы, риса, фиников и кофе) наступало время отдыха. Ловцы стоявших по соседству судов усаживались на лодки и навещали друг друга. Вели беседы, попивая кофе, и делились новостями.

Случалось, и довально часто, что парусники враждовавших племен стояли буквально бок о бок, но в отношениях между ними в сезон «жемчужной охоты» наступала «пауза мира».

После 10 погружений ныряльщик поднимался на борт судна и отдыхал. За одно погружение ловец собирал от 8 до 12 раковин, а самые маститые из них — 15 и более.

Оснащение ловца оставалось неизменным на протяжении столетий. Нос его зажимал костяной или деревянный прищеп (фатим). Уши предохраняли восковые пробки. Пальцы рук от порезов защищали кожаные напальчники, а ступни ног — кожаные сандалии. Тело покрывала тонкая хлопчатобумажная рубаха. На шее или на поясе висела корзинка, сплетенная из пальмовых листьев (дий- йин), для хранения собранных раковин. Для быстрого погружения под воду к ноге ныряльщика привязывали камень (хаджар). Охотились, согласно традиции, только дедовским способом. Никаких инноваций не признавали. Бытовало поверье, что любые новшества в «жемчужной охоте» могут накликать беду — «забрать у людей их кормилицу-лу’лу’ [жемчужину]».

Главную опасность для ныряльщиков представляли акулы, скаты с ядовитыми шипами и рыбы-пилы.

Выловленный жемчуг капитаны частично сбывали таввашам (оптовым торговцам) прямо в море. Переговоры с ними вели непременно в присутствии двух ныряльщиков. В течение первых 10 дней после возвращения в порт прописки жемчуг, по традиции, все желавшие его купить могли приобрести напрямую у капитанов, прямо на судах, стоявших у причалов, борт к борту. Потом — только у таввашей и маклеров-посредников. В приморских городах, где базировались жемчужные флотилии, существовали целые кварталы таких маклеров.

Если тавваш, находясь в море, приобретал большую жемчужину, то незамедлительно давал об этом знать другим таввашам — поднятием флага над своим парусником. На языке торговцев это означало, что у хозяина парусника, над которым развивался флаг, имелась ценная жемчужина, и он готов был ее продать.

Мелкие жемчужины называли «жемчужной пылью» или «жемчужной перхотью» (ал-кишр, ал-бадла, ал-гат). Стоили они недорого и сбывали их оптом. Поштучно продавали большие жемчужины. Такие перлы, неправильной формы, но большие по размеру, именовались в речи ныряльщиков и торговцев как «дана», «хусса» и «гумаша», а крупные и правильной формы — как «хасба» («уникальная»).

После сортировки по размеру (с помощью семи специальных сит) жемчужины разбивали еще на три группы — по весу, цвету и даже «блеску на солнце». Самые большие по величине жемчужины составляли высшую размерно-ценовую категорию, которую ловцы между собой обозначали словом «ра’с» («голова»); вторую группу — словом «батн» («живот»); и третью — «дхайл», что значит «хвост». Отсортированный жемчуг капитан заворачивал в куски красной фланеливой материи и клал в специальный сундук,

вставленный в капитанское кресло в рубке судна. Самые ценные жемчужины держал всегда при себе — хранил в широком кожаном поясе.

Среди крупнейших покупателей жемчуга из числа торговцев Прибрежной Аравии историки этого края упоминают: ‘Абд ар-Рахмана Кусайба с Бахрейна, Хилала ал-Мутайри из Кувейта (вышел, что интересно, из кочевого племени бану мутайр), Халафа ал-‘Утайбу из Абу-Даби, Мухаммада Дальмука из Дубая и Хуссайна ал-Фардана из Катара (Ювелирный дом «Фардан» — один из ведущих сегодня на Аравийском полуострове).

Катарское семейство ал-Фардан вовлечено в торговлю жемчугом уже более 300 лет. Далекие предки этого клана проживали на Бахрейне. Один из его патриархов — Хаджжи Ибрахим ал-Фар- дан — и стал родоначальником этой прославленной династии потомственных таввашей. Его авторитет среди торговцев жемчугом в Заливе был непререкаемым. Ловцы величали его «искусным врачевателем перлов». Кропотливо, в течение нескольких недель кряду, он мог заниматься удалением внешних наслоений с той или иной жемчужины, придавая ей блеск и чистоту. Умер в 1981 г., в возрасте 111 лет. Семейство ал-Фардан, и автор этой книги тому свидетель, — владеет уникальной коллекцией натурального жемчуга.

Крупными коммерческими операциями с жемчугом и его «сбытом в Индию», сообщал русский консул в Багдаде Алексей Федорович Круглов послу Российской империи в Константинополе Ивану Алексеевичу Зиновьеву (май 1898 г.), занимался катарский шейх Джасим ибн Тани. Правителем и торговцем он был «ловким», и действовал исключительно в интересах своего удела (27).

Сезон «жемчужной охоты» продолжался несколько месяцев. Семьи ловцов все это время должны были на что-то жить. Поэтому перед выходом в море каждому из ловцов жемчуга, из числа ныряльщиков, капитан (нахуда) выплачивал предоплату (салафийа), в размере 15–20 рупий. Деньги на эти цели, равно как и на закупку провианта, брал, как правило, у тавваша, с которым состоял в деловых отношениях. Он же сдавал нахуде в аренду и судно.

После окончания «жемчужной охоты» ловец получал долю (тисгам) с улова-добычи. Если деньги, заработанные за предыдущий сезон у ловца до начала следующего сезона заканчивались, то он обращались за субсидией (карджийа) к своему капитану. Образовывавшиеся долги ловец обязан был непременно возвращать. Их вычитали с причитавшейся ловцу доли улова. Непокрытые части долгов переносились на следующий год, но уже с установленным процентом. Долги, оставашиеся после смерти ловца, переписывались на его сыновей. Ныряльщик, основательно задолжавший капитану, становился его собственностью. Капитан мог расплачиваться им за свои долги. Если долги умиравшего ловца переходили на его несовершеннолетних сыновей, то те отрабатывали их, выполняя разного рода работы в доме капитана, либо же на его судне, состоя табабами (учениками), а затем и ловцами, как их отец.

Капитаны, бравшие у оптовиков-торговцев (таввашей) ссуды и парусники в аренду, сами оказывались, порой, в долговой кабале у торговцев, и вынуждены были продавать им жемчуг по цене на 20 % ниже рыночной.

По окончании сезона жемчужного ловли шейх взимал несколько налогов, а именно: нуб — с каждого капитана и ныряльщика (4 и 2 луидора Марии Терезии соответственно; выплачивали его владельцы судов, чаще всего — те же тавваши) и тараз — с каждого парусника (сумма налога зависела от размера судна и численности его экипажа). Последний из этих налогов можно было оплатить либо деньгами, либо продуктами (в основном — рисом). Маленький парусник оценивался в один мешок риса, большой — в четыре.