Готова на все
Шрифт:
Та бросила на нее вызывающий взгляд – и тут же лицо ее изменилось, отразив самый настоящий ужас. Девчонка отчаянно заметалась в снегу, словно к ней шла не молодая женщина в заледеневшем свитере и джинсах, а сама смерть в саване и с косой.
Эля почувствовала, что пальцы ее скрючиваются, как когти. Ох она сейчас…
– Дамочка! – отчаянно завопил перепуганный мэтр, хватая Элю за плечи, - Прошу вас! Умоляю! У нас и так, похоже, горелый трупак прямо под стеной образовался, - он кивнул на черный дымный столб, вздымающийся над гребнем стены, - Если и на территории
– Пусти! – выдираясь из его хватки, орала Эле, разбрызгивая со щек горячие от ненависти слезы, - Она ребенка моего унесла! На смерть!
– Сударыня, пани, леди! Христом-богом прошу! – вопил метрдотель.
– Они ж евреи, - охнул сзади охранник.
– Ну и что? Ихний бог нашему Христу папа, все равно родственники! – огрызнулся мэтр.
– Папа! – еще больше разъярилась Эля, - Яська б так не пошел… Она его выманила! На папу! Тварь! – Эля рванулась, пытаясь дотянуться ногтями до лица девчонки.
Метр повис на ней, волочась по снегу:
– Ну хоть детей моих пожалейте, я тоже папа! Не убивайте вы ее тут! Лучше мы эту дуру сами убьем – за территорию вывезем и прикопаем, Аллахом клянусь!
Воспрянувшая было духом нянька Наташа на последних словах начальства испуганно пискнула и съежилась, будто надеялась зарыться в снег.
– «Якщо треба, я их сам вбью…» – останавливаясь, тихо прошептала Эля.
– Что? – словно глухой, переспросил мэтр, - Вы о чем? – и не дожидаясь ответа вызверился на переминающихся рядом охранников – Что стоите? Клиентка раздетая по снегу бегает! Давай сюда куртку!
Охранник торопливо принялся сдирать с себя зеленую тужурку.
Пахнущая табаком и потом куртка тяжело легла Эле на плечи. Только тогда Эля враз почувствовала как нечеловечески, до оледенения замерзла. Крупная дрожь дернула все тело и принялась методично трепать, заставляя дробно стучать зубами.
– Ох, господи боже мой! – словно наседка всплеснул руками мэтр и вытащил из-за отворота фрака мобилку, - Коньяк, пожалуйста и побыстрее. Очень быстро, - скомандовал он, - Какой столик? – он растерянно огляделся по сторонам, - К задней стене парка подносите. – он мгновение помолчал, слушая собеседника и вдруг заорал так, что снег посыпался с заснеженных ветвей, - Какое вам дело, что мы тут делаем! Ваше дело – свое дело делать! – он яростно захлопнул мобилку, - Воспитываешь персонал, воспитываешь, а они… Всюду они лезут, все им надо – кроме собственных служебных обязанностей.
– и он полоснул няньку ненавидящим взглядом.
Над стеной снова показались две головы. На сей раз тяжело и медлительно, как два усталых старика (если, конечно, можно представить себе старичков, лазающих туда-сюда через здоровенную стену), Цви и его напарник в лапсердаке перевалились обратно в парк и побрели к Эле. При этом Цви оживленно жестикулировал и что-то очень серьезно выговаривал своему спутнику, словно занудный дядюшка, воспитывающий непутевого племянника. Тот в ответ лишь смущенно пожимал плечами да руками разводил. В правой у него был зажат здоровенный
Они подошли ближе и Эля почувствовала, что от ствола тянет отчетливой пороховой гарью.
– Здр-раствуйте, - немилосердно картавя, сказал юноша в лапсердаке и неловко улыбнулся – точно как улыбался «наружник» службы безопасности, столкнувшись с Элей нос к носу, - Вы меня узнаете?
Эля коротко кивнула. На самом деле она узнала его сразу, еще когда круглая шляпа впервые замаячила над стеной. Но тогда ей было не до него.
– Вы за мной в кафе следили, - мрачно буркнула она.
– Видишь, она меня запомнила! – провозгласил юноша с той наивной гордостью, с какой вступающие в половую жизнь мальчишки встречают внимание красивых взрослых женщин.
Эля тактично промолчала – не объяснять же ему, что она запомнила не столько его самого, сколько пейсы и лапсердак.
– Только я не следил, - пояснил он, поглядывая на нее из-под очень темных, длинных и пушистых, совершенно девичьих ресниц, - Я пр-рисматривал. Человек не должен быть один. Даже хр-ристиане говорят, «плохо, если человек как остров», а они далеко не все дур-раки, хотя все – гои необр-резанные, - с искренней грустью вздохнул он.
Он сунул пистолет за отворот лапсердака и протянул Эле вымазанную в смазке ладонь:
– Исаак Гинзбур-рг, - крепко встряхивая Элину руку представился он, - Можно просто Миша.
– Почему Миша? – слегка опешила Эля, - Если вы Исаак?
Длинное худое лицо бедного еврейского мальчика из рассказов Шолом-Алейхема вспыхнуло смущением:
– Да это от пр-розвища. Меня др-рузья почему-то пр-розвали «Мишигене* отмор-розок», - глядя на нее бездонными, полными библейской печали очами, пояснил он, - Зачем они такое пр-ридумали – не знаю! – он опять развел руками, потом вдруг резко повернулся и зашагал прямо к няньке.
Присел перед ней на корточки, сдвинув шляпу на затылок:
– Ну что ж ты наделала, девочка? – ласковым увещевательным тоном сказал Миша, проникновенная глядя девушке в лицо.
– Она Ясю сказала, что его отец приехал! – возмущенная его доброжелательным отношением к мерзавке, выпалила Эля, - Как раз когда ребенок потихоньку забывать стал!
– Я совсем не забыл папу! – немедленно запротестовал Ясь, - Ты ж сама говорила: я должен всегда помнить о тех, кто меня любит!
– Вот именно! – фыркнула Эля и осеклась. После всего случившегося не хватало еще самой наговорить ребенку каких-нибудь травмирующих глупостей. Чтоб тебя там черти драли, Виктор, в твоей Америке!
– Видишь, сколько пр-роблем из-за тебя? – проворковал Миша, - Р-рассказывай, как то жар-ркое подговор-рило тебя р-ребенка укр-расть.
– Какое жаркое? – непослушными губами пролепетала девчонка.
– А котор-рое во-он там догор-рает, - Миша невозмутимо махнул в сторону стены, возвышающегося над ней дымного столба и пока еще далеких завываний пожарных машин.
– Не влепи ты ему пулю в бензобак, мы б его самого расспросили и уже сегодня вышли на организатора, - недовольно проворчал Цви.