Готовая на все
Шрифт:
Она не позволит делать из себя злодейку и убийцу, что бы он там ни утверждал.
— Если это так, желаю тебе благополучно вернуться в Англию.
— Какой цвет настоящий? — осведомился он, показывая на ее светлые волосы.
— Это так важно? — раздраженно процедила она.
— Просто я помню тебя другой, — тихо пояснил он внезапно изменившимся голосом, в котором снова прозвенели доброта и тепло, голосом, который она помнила со времени, проведенного в Вудхилле. — Так ты надела мое ожерелье в тот парижский вечер?
Мариана
— Я часто ношу его, — пояснила она.
Каждый день. Каждый Божий день, хотя этого она ему не скажет. Но его подарок стал единственным талисманом, надежной опорой в ее одиноком мире.
— Тебе следовало написать. По крайней мере когда родился наш сын.
— Я хотела. И не только написать, — вздохнула княгиня, — но обстоятельства не позволили. У меня нет личной жизни, Хью. Ты должен это понять.
— Как и у меня. С тех пор как ты исчезла, я тосковал по тебе, — прошептал маркиз. Он стоял неподвижно: высокий, смуглый, греховно-красивый, совсем такой, каким она его помнила. А его слова… мечта, воплощенная в жизнь…
— А я не смела тосковать по тебе. Мне не позволяли, — слегка улыбнулась она, начиная надеяться, что Господь, может, все-таки ответил на ее молитвы.
— Григорий…
Ее улыбка стала чуть шире.
— Он не дает угаснуть моему чувству долга.
— А я в это время был вдали от сына и не видел его первых шагов.
— Прости меня за это. Но моя жизнь должна быть принесена в жертву этому…
Мариана показала на широкие окна, за которыми раскинулся город.
— Кроме того, я думала, что ты довольно скоро утешишься и найдешь себе другие развлечения.
— А ты? — внезапно взорвался он. — Ты сумела найти себе другие развлечения?
— Если хочешь знать, я жила строже монашки, но считала, что ты, как всегда, ищешь свои обычные удовольствия… привычка — вторая натура…
При мысли о его бесчисленных похождениях уже привычная ревность опалила душу.
— Интересно, сколько детей у тебя появилось за последний год? — вызывающе добавила она.
Слово «монашка» проникло в сознание, мгновенно уничтожив досаду и горечь.
— Что ты скажешь, если я останусь?
— Сначала ответь мне!
— Ни одного. Ни одного ребенка, — подчеркнул маркиз, сознавая, что она имеет право подозревать его во всех грехах. — С тех пор как ты сбежала, я не спал с женщиной.
— А до меня доходили совсем иные слухи.
— Видимо, Григорий нагло лжет, — с вкрадчивой злобой заверил маркиз.
— Это не Григорий.
— Значит, другой советчик, который теперь вертит тобой и вмешивается в твою жизнь!
— Я сама решила вернуться. И мной никто не управляет.
— В таком случае ты — хозяйка своей судьбы, — деловито отметил маркиз. — Ты меня любишь? — Он тут же понял, что не стоило спрашивать об этом таким ледяным тоном, и, немного смягчившись,
Мариана зачарованно смотрела в прекрасные темные глаза, прежде чем тяжесть долга и ответственности вновь легла на плечи свинцовым грузом. Она поспешно отвернулась.
— Я не спрашиваю, позволено ли тебе меня любить, — мягко пояснил он. — Только любишь ли ты?
Она снова подняла на него взгляд, в котором сияли тепло и нежность.
— Ты знаешь ответ.
— Годы и беды сбили с меня спесь, — с улыбкой сожаления признался маркиз. — Я хочу слышать…
— Я люблю тебя, — прошептала она, вдруг показавшись ему совсем юной и беззащитной. — Люблю тебя сейчас, любила вчера и буду любить через тысячу лет. Всегда и навеки.
— Три года — бесконечно долгий срок для разлуки с тобой, — тихо обронил он, потягивая ей руку. — Временами я почти терял рассудок.
Видя, что она все еще колеблется, Хью двумя широкими шагами перекрыл расстояние между ними и сжал ее в объятиях, словно ни этих лет, ни политических интриг, ни бесчисленных стран попросту не существовало. Словно они опять оказались в Вудхилле и солнце с небес сияло только для двоих.
— Я отчаянно люблю тебя! Так, как только мужчина способен любить женщину, и готов разделить с тобой все невзгоды и радости, — бормотал он, прижимая ее к себе.
— Жить здесь — все равно что на вулкане. Это опасные места, — предупредила она.
— Значит, моему сыну не помешает лишний опекун и защитник.
— Так ты решил остаться? — ахнула она.
— Ради тебя я готов на все. Тебе следовало бы спросить меня об этом три года назад.
— Я боялась. Прости меня… за все… то есть почти за все.
Невероятно счастливая улыбка озарила ее прекрасное лицо.
— Сава похож на тебя как две капли воды… даже если бы ты захотел, не смог бы отрицать свое отцовство. И он всегда старается настоять на своем, совсем как ты. Хочешь его увидеть?
— Даже Григорий со всем своим воинством не смог бы меня удержать, — усмехнулся маркиз. — Странная штука — любовь.
— И временами бывает хуже всякой пытки.
— Была. Отныне все изменилось! — жизнерадостно объявил он, подхватывая ее на руки. — И теперь счастливее нас нет никого на свете.
Едва завидев отца, Сава заулыбался, протянул ему пухлые ручонки и повторил слово «папа», которому научила его мать.
Не стыдясь заблестевших слезами глаз, Хью повернулся к княгине и, прошептав «спасибо», прижал к себе малыша. Тот доверчиво прильнул к его груди. Хью принялся тихо рассказывать ему о своем путешествии, о поездах и кораблях, и не прошло и получаса, как отец с сыном были полностью поглощены механизмом забавной игрушки — заводного автомобиля. Сосредоточенные лица были настолько одинаковыми, что княгиня не сводила с них потрясенного взгляда. Неужели кровь рода Кру действительно так чиста?