Готовность номер один
Шрифт:
Она замолчала. Там, наверху, снова крутили ту же пластинку. И опять до них донеслось:
Я гляжу ей вслед: Ничего в ней нет, А я все гляжу, Глаз не отвожу…Стахову хотелось знать, каковы у Беллы отношения с мужем. Ведь это же страшно — заставлять себя жить с человеком, который стал тебе чужим. Впрочем, откуда он взял, что она не любит его. Да, она сказала, что
Думая об этом, Стахов смотрел на Беллу глазами, полными грусти.
— У тебя все хорошо? — спросил упавшим голосом.
— Все хорошо, — ответила Белла.
Словно сговорившись, оба посмотрели на часы.
— Может, изредка все-таки будем встречаться, — предложил неуверенно Стахов. — Мне хочется знать о тебе все.
— Может быть, — ответила Белла. — Только когда-нибудь потом, когда ты женишься и поймешь, что твоя жена — самый лучший человек на свете.
— Не уверен, что так будет.
— Будет, — возразила Белла. — И быстрее, чем ты думаешь. Поверь моему опыту.
Она подала руку:
— А теперь нам, пожалуй, лучше расстаться.
— Я всегда буду помнить тебя, — сказал Стахов. — Или ты и этому не веришь?
— И я буду, — ответила Белла.
Чтобы сказать друг, другу все, им потребовалось десять минут.
Стахов поймал себя на мысли, что он вряд ли был бы способен просто дружить с Беллой. Выходит, что все его слова были ширмой, за которой пряталась таившаяся в сердце надежда. И вот надежда оставила его. Сердце тоскливо сжалось.
Юрий смотрел вслед удалявшейся Белле и думал: сумеет ли он преодолеть свое отчаяние. Потом он медленно побрел к дому. Уже вечерело. На сумрачном небе вспыхивали багряные зарницы, точно где-то за горизонтом открывались и закрывались огромные окна, и свет на мгновение вырывался наружу.
Мимо, в направлении военного городка, проходили освещенные автобусы, по ему хотелось побыть одному, и он не задерживался на остановках. До его слуха все явственнее доносилось рокотанье пробуемых на аэродроме двигателей. В одной из эскадрилий были намечены ночные полеты, и теперь техники готовили машины.
Незаметно для себя Стахов ускорил шаги. Спешить, когда на стоянках гудят турбины, у летчиков вошло в привычку.
Трудно было свыкнуться с мыслью, что Белла не будет его женой, сердце его не соглашалось с этим. И Стахов знал: спокойствие еще не скоро вернется к нему, а чувство утраты, возможно, не исчезнет совсем.
Когда Юрий подходил к воротам контрольно-пропускного пункта, было темно., В небо взвилась ракета, возвещавшая о начале полетов. А спустя несколько минут вечерний воздух прорезало грозное громыханье. Это пошли на взлет вырулившие на старт перехватчики.
Стахов еще прибавил шагу. Он поймал себя на том, что мысли его будто встряхнул кто-то и они потекли теперь сразу в двух направлениях. Он думал о Белле и думал об аэродроме, где были его товарищи.
О Белле он думал хорошо. И несмотря
Об аэродроме Стахов тоже думал хорошо. С аэродромом была связана вся его сознательная жизнь. Здесь он получил старт в небо, которое навсегда пленило его. С аэродромом были связаны все его надежды на будущее. И он чувствовал, что это будущее не за горами.
Из-за домов вынырнули два истребителя. На концах скошенных назад плоскостей горели синие и красные огни, Стахов остановился, поднял голову, провожая их глазами.
Самолеты уходили в небо под углом пятьдесят градусов. А через несколько секунд аэронавигационные огни затерялись среди звезд. Незаметно для себя Стахов улыбнулся. Мир оставался прекрасным.
Страница пятьдесят четвертая
Играю «Лунную» Бетховена. На большом экране, установленном на сцене, появляются и гаснут разноцветные всполохи. Иногда они неохотно уступают место один другому, а иногда меняются быстро, порой незаметно переходят из одного цвета в другой, а порой очень контрастны. Все на экране зависит от моей игры. Струны рояля с помощью проводов и специального электронного устройства соединены с необычным проэкционным фонарем, в который вмонтированы красная, синяя и зеленая лампочки. Загораясь то попеременно, то вместе (причем накал их зависит от определенного звучания), они создавали эффектную цветовую картину на экране.
Соната, конечно, требует напряжения душевных сил, внимания, сосредоточенности. Мне, честно говоря, пришлось немало потрудиться, прежде чем я согласился исполнить ее на концерте, посвященном годовщине Октября и проводам отпускников.
К числу этих счастливчиков отношусь и я. Но, как ни странно, настроение у меня немножко минорное. За время службы я чертовски привык ко всему, что окружает меня в армии. Нет, не привык, а прирос, полюбил работу, которой занимаюсь, приобрел замечательных друзей. И хотя впереди у меня отпуск, о котором я так долго мечтал, встреча с родителями, но расставаться с этой беспокойной, напряженной и такой интересной жизнью, с командирами и друзьями все-таки грустно.
Вчера я и Скороход попросили Тузова увековечить нас вдвоем возле стенда «Боевой путь полка». Ведь какой-то, пусть очень маленький, отрезок этого не оконченного пути мы тоже прокладывали вместе со всем личным составом полка. И пусть этот отрезок не отмечен на карте, но он есть, его можно тоже считать боевым. Не случайно же на титульном листе Книги почета войсковой части написано: «Постоянная боевая готовность уничтожить воздушные средства нападения врага — закон жизни воинов противовоздушной обороны».