Готовься к войне
Шрифт:
– Он его ударил, - тихо сказала рыжая.
– Я видел, - равнодушно ответил финансист.
– Это отвратительно.
– Может быть.
Алиса схватила его за рукав.
– Поехали отсюда.
– Зачем?
– Здесь бьют людей. Это ужасно.
– Это нормально.
– Нет. Ненормально. Даже я понимаю, что
– Капитализм, - миролюбиво возразил Знаев.
– Если нанялся работать - работай как положено.
– Нет! Капитализм - это когда плохого работника увольняют. И нанимают хорошего работника…
– Иди, - насмешливо рекомендовал банкир.
– Поищи.
– Кого?
– Хорошего работника. Это Москва, дорогая. Это Россия. Все хорошие работники давно нашли себе хорошую работу. До того, как ты пришла в мой банк, мы пробовали на твое место пятерых девочек И со всеми расстались.
– Слишком медленно работают?
– И медленно, и вообще - плохо. Хорошие люди - на вес золота. Приходится делать хороших из плохих без отрыва от производства.
Алиса разгневалась:
– На нормальных мойках все автоматизировано! Нажимаешь кнопку - и механизм все сам делает!
– Ошибаешься, - мягко сказал Знаев.
– Труд механизмов переоценен. Еще в двадцатом веке. Поговори о несовершенстве ручного труда с китайцами. Ручная мойка гораздо лучше механической. Выше качеством. И, кстати, быстрее. Смотри, они уже заканчивают…
В восемь рук пацанчики натирали корпус машины особыми салфетками. Переговаривались и пересмеивались. Шире всех улыбался тот, которому достался хозяйский тумак
– Вот и все, - довольно произнес банкир, поворачивая ключ в замке зажигания.
– Шесть с половиной минут.
– Я поняла, - заявила рыжая, - почему мы приехали именно сюда. Здесь моют очень быстро. Угадала?
– Нет, - сказал Знаев, стараясь не выглядеть самодовольным.
– Мы приехали сюда, потому что эта мойка принадлежит мне. И кстати, тут действительно работают быстро. Вдвое быстрее, чем у конкурентов. А мальчишка, которого ты пожалела, зарабатывает вдвое больше, чем имел бы на любой другой мойке. Посиди тут. Подожди.
– Ты быстро?
– Очень быстро.
Знаев вышел. Сделал несколько шагов прочь. Не удержался - обернулся, оценил работу. Остался доволен. Авто сияло. Отражало солнце.
Обогнул здание, толкнул дверь. В полутемной конторе его уже ждал насквозь пропахший пивом Фокин.
– Шесть минут, - самодовольно сказал он.
– Шесть с половиной, - возразил банкир.
– Все равно неплохо.
– Зачем ты бьешь пацанов на виду у клиентуры?
Фокин побагровел и с презрением сказал:
– Разве это пацаны? Пацаны воруют. Или по тюрьмам сидят. А эти - фраера малолетние.
– Не распускай руки.
– Они не понимают по-другому.
– Хочешь наказать - отведи в подсобку и наказывай.
– Не получится. Тогда мне придется бегать в подсобку постоянно. И вообще, Сергей, - Фокин вытер мокрые ладони о джинсовое брюхо, - тебе незачем переживать. Ты мне доверил дело? Доверил. Я обеспечиваю результат? Обеспечиваю. Прибыль даю? Даю. Зачем тебе вникать в детали?
– Согласен, - кивнул банкир.
– Ты хоть отдыхаешь когда-нибудь?
Фока стеснительно улыбнулся - в его случае улыбка выглядела как неловкая деформация правой нижней четверти морщинистой физиономии.
– А как же, - сказал он.
– Тут же и отдыхаю. Не отходя от кассы.
Знаев помолчал, изучая грубо оштукатуренную стену, по которой медленно стекали мутные капли. Осторожно спросил:
– Ты доволен?
– Я всем доволен, - сразу ответил Фока.
– Тут у меня недовольных нет. Даже эти черти, которых я каждый день по башке бью, чтоб шустрее поворачивались, - и те довольны. Я им заместо отца родного… Приезжает начальник отделения милиции, бесплатно машину моет - доволен. Приезжает глава управы, бесплатно машину моет - очень доволен. Приезжает архитектор района, налоговый инспектор, санитарный инспектор, пожарник - все довольны…
– Ладно, - Знаев прощально махнул рукой.
– Воюй дальше.
Он вернулся к машине, сел, закрыл дверь; после насквозь сырой, полутемной комнатухи, где толстый Фокин царствовал, на манер старого кашалота, салон собственного авто, украшенный, как букетом, тоненькой, ловко устроившейся в кожаном кресле девочкой, показался банкиру сущим раем. Действительно, зачем я его учу, как ему работать? Он кладет в свой карман едва один доллар с каждой обслуженной машины, работает в грязи и шуме, у него скоро жабры вырастут - не тебе, лощеному, годами не державшему в руках ничего тяжелее авторучки, учить чему-либо пузатого Фоку. Незачем лезть с советами. Глупо превращаться в суслика, который думает, что он - агроном.
Едва тронулись, как Алиса спросила:
– Ты им сказал?
– Что «сказал»?
– Что нельзя бить детей.
– Нет. Не сказал.
Рыжая стушевалась и осторожно погладила банкира по плечу.
– Извини. Я забылась. Я уже пытаюсь тобой командовать.
– Все нормально. Я понимаю твои чувства. Мальчишкам на этой мойке всем по шестнадцать лет. А то и по восемнадцать. Они просто выглядят моложе. Мало кушали в детстве. Такое поколение. Дети перестройки. А их начальник, толстый дядя, который тебе так не понравился, - мой старинный приятель. Бывший уголовный элемент. Однажды отсидел десять лет. За убийство. Теперь - трудится у меня. Руководит процессом. Я так думаю, пусть он лучше раз в день даст подзатыльник плохому работяге, чем опять пойдет и убьет кого-нибудь…