Говардс-Энд
Шрифт:
20
Маргарет часто задумывалась над тем, как начинают беспокоиться мировые воды, когда в них маленьким камушком проскользнет Любовь. Кого касается Любовь, кроме любимой и любящего? Однако от падения этого камушка затопляются сотни берегов. Несомненно, беспокойство океана есть на самом деле дух поколений, приветствующих новое поколение и негодующих о гибельном Роке, который держит все воды мира на своей ладони. Но Любовь этого не понимает. Она не понимает чужой бесконечности; она осознает лишь свою — летящий солнечный луч, падающая роза, камушек, который хочет тихонько погрузиться в зыбкие переливы
Подобные волнения Маргарет испытывала и раньше, а потому сейчас они не вызывали у нее раздражения. Для чувствительной женщины у нее были довольно крепкие нервы, и она могла справиться со всем тем, что казалось ей неуместным и гротескным. Кроме того, ее роман не отличался ничем чрезвычайным. Доминирующей нотой в ее отношениях с мистером Уилкоксом или, как я теперь могу его называть, Генри, была доброжелательность. Генри не поощрял романтических чувств, а она не была уже молоденькой девушкой, чтобы страдать из-за их отсутствия. Знакомый стал любимым; скоро, вероятно, станет мужем, сохранив при этом те же качества, которые она распознала в нем, когда он еще звался знакомым. Их любовь должна была скорее укрепить старые отношения, чем дать жизнь новым.
Рассуждая так, она согласилась выйти замуж за мистера Уилкокса.
На следующий же день он был в Суонидже с обручальным кольцом. Они поздоровались с сердечной нежностью, которая произвела впечатление на тетю Джули. Генри ужинал в доме «На заливе», но снял номер в лучшей гостинице — он был из тех, кто безошибочно выбирает лучшую гостиницу. После ужина он предложил Маргарет совершить променад. Она согласилась, но не могла сдержать легкую дрожь — это будет ее первая настоящая любовная сцена. Впрочем, надевая шляпу, она рассмеялась. Любовь была так непохожа на то явление, что нам преподносят в книгах: радость Маргарет, хотя и искренняя, была иной — это была тайна, неожиданная тайна, хотя бы потому что мистер Уилкокс все еще казался ей чужим.
Некоторое время они говорили о кольце, а потом она спросила:
— Ты помнишь набережную в Челси? Неужели прошло всего десять дней!
— Да, — сказал он смеясь. — А вы с сестрой с головой ушли в какие-то донкихотские прожекты. Как же, как же!
— Но ты немного все-таки думал обо мне тогда, правда?
— Точно не знаю; не могу сказать.
— Так это случилось раньше? — воскликнула она. — Ты стал по-другому относиться ко мне еще раньше? Как потрясающе интересно, Генри! Расскажи мне.
Но Генри не собирался рассказывать. Вероятно, он и не смог бы, ибо его настроения, проходя, исчезали в тумане. Ему
— А мне ничего и в голову не приходило, — продолжала она. — Нет. Впервые я это почувствовала, когда ты заговорил со мной в гостиной. Но все было так непохоже на то, что должно быть. На сцене или в книгах предложение, как бы это сказать, представляется следствием бурного романа, чем-то вроде букета, оно теряет свой буквальный смысл. А в жизни предложение есть предложение…
— Между прочим…
— То есть когда тебе что-то предлагают, дают некое зернышко, — закончила она, и ее мысль улетела в темноту.
— Я подумал, что, если ты не против, мы могли бы сегодня вечером поговорить о делах — нам очень многое надо решить.
— Я тоже так думаю. В первую очередь скажи мне, как вы поладили с Тибби.
— С твоим братом?
— Да, когда курили.
— О, очень хорошо.
— Как я рада, — сказала она, несколько удивившись. — О чем вы говорили? Наверное, обо мне?
— И еще о Греции.
— Греция — это очень хороший ход, Генри. Тибби еще мальчик, поэтому, так или иначе, приходится выбирать темы для разговора. Прекрасно.
— Я рассказал ему, что у меня есть акции фермы, выращивающей смородину в Каламате.
— Какое замечательное место для вложения акций! А мы могли бы туда поехать в медовый месяц?
— Зачем?
— Есть смородину. И там, должно быть, прекрасные виды.
— Средненькие. Но это не то место, куда следует ехать с дамой.
— Почему?
— Там нет гостиниц.
— Некоторые дамы обходятся и без гостиниц. Тебе известно, что мы с Хелен ходили одни по Апеннинам с рюкзаками за спиной?
— Нет, неизвестно. И, насколько это будет в моих силах, я постараюсь, чтобы вы больше ничего подобного не делали.
— Я полагаю, ты еще не нашел времени поговорить с Хелен? — спросила она более серьезным тоном.
— Нет.
— Постарайся поговорить с ней до своего отъезда. Мне так хочется, чтобы вы с ней стали друзьями.
— У нас с твоей сестрой всегда были прекрасные отношения, — беспечно сказал он. — Но мы отклонились от темы. Давай начнем сначала. Ты знаешь, что Иви собирается замуж за Перси Кахилла.
— Дядю Долли.
— Именно. Девочка безумно в него влюблена. Очень хороший парень, но он требует — и совершенно справедливо — соответствующего финансового обеспечения с ее стороны. А во-вторых, как ты, конечно, понимаешь, есть еще Чарльз. Уезжая из города, я написал ему очень осторожное письмо. Видишь ли, у него растет семья, но растут и расходы. Кроме того, сейчас фирма «ИЗАК.» ничего особенного собой не представляет, однако у нее имеется потенциал для развития.
— Бедняга! — пробормотала Маргарет, глядя на море и не понимая, о чем идет речь.
— Поскольку Чарльз — старший сын, он когда-нибудь унаследует Говардс-Энд. Но я хочу, чтобы, обретя свое счастье, я не совершил несправедливости по отношению к остальным.
— Нет, конечно, — начала она, а потом воскликнула: — Так ты о деньгах! Какая же я глупая! Конечно, нет!
Как ни странно, при слове «деньги» он немного поморщился.
— Да. О деньгах, если уж ты высказалась так прямо. Я намереваюсь быть справедливым по отношению ко всем — и к тебе, и к ним. Я намереваюсь вести себя так, чтобы мои дети не имели ко мне претензий.