Говори мне о любви

Иден Дороти

– Но главным образом потому, что у вас плохое здоровье, мой дорогой.

– Нет, это моя трусость. С тех пор я дрожал при воспоминании об этом ужасе. У меня было абсолютное отвращение к жестокости или уродству. Мой отец, бедный старый мальчик, был совершенно разочарован во мне. Он считал, что его единственный сын сентиментален. Это была правда. Это и сейчас правда, – горячие пальцы сжали руку Беатрис. – Я так же боюсь смерти и процесса умирания. Я бегу от этого, если могу. Я уехал в Италию, когда умерла Каролина. И я не входил в папину комнату так долго,

как мог, когда приближался его конец. Вы будете презирать меня, Беа?

– Никогда! Если вы спросите меня, то я скажу, что ваш отец мог испугать любого ребенка.

– Вы же не испугались его.

– Немножко испугалась.

– Нет, вы не такая, или он об этом знал. Он всегда все знал.

– Но он не был моим отцом. В этом существенная разница.

– Возможно, это так. Вам удобно?

– Я всегда хочу быть рядом с вами.

– Благодарю вас, дорогая.

– Вам будет лучше завтра?

– Думаю, да.

– Я так рада. Мы начнем делать дела, посещать магазины, осматривать достопримечательности, я не забываю, что мы в Париже. Пожалуйста, помните, что есть более прекрасные вещи, чем ужасы, которые творятся в мире.

– Я помню. Вот почему я провожу свою жизнь, узнавая ее вне Англии. Благодарю вас, Беа. – Губы Уильяма коснулись ее пальцев в знак признательности. – Я верю, вы поняли меня.

На следующее утро Уильям почувствовал себя значительно лучше, почти здоровым. Улучшилось и его душевное состояние в сравнении с ночными кошмарами, которые поднимались из глубин его сознания. Он крикнул Беатрис, чтобы она поторапливалась, если хочет быть румяной от ранней утренней прогулки.

– Дьявол, где вы были?

– Была на утренней прогулке. Вы спали так крепко, что я подумала: пойду-ка я быстро взгляну на магазины.

– На магазины!

– Это большой универмаг «Бон Марше». Очень хороший, но не лучше, чем магазин «Боннингтон». Папа получил бы удовольствие, услышав об этом.

Она стянула с рук перчатки и улыбнулась, услышав его негодование: он заявил, что Беатрис больше интересовал магазин, чем ее больной муж.

– Это моя первая поездка в Париж. Я не могла удержаться, чтобы не выйти на улицу. А сейчас я умираю от голода. Можем мы позавтракать? Вы выглядите гораздо лучше. Скажите, у вас появился аппетит? Я была бы совсем счастлива.

Уильям решил быть сговорчивым и дружелюбным, он почувствовал себя совершенно здоровым.

– Все то же самое, Беа. Вы должны развивать в себе интерес к художественным галереям столь же сильно, как и к универмагам.

– О, я буду! И найду время для всего. Вы не хотите ходить в магазины?

– Непременно. Мы уделим внимание вашему гардеробу в первую очередь. Я собирался посетить салон месье Уорда попозже, но сегодня утром. Затем, если у нас хватит сил, после ленча мы можем взять экипаж и посмотреть достопримечательности.

Наконец все было хорошо. Когда они вернулись в отель после полудня, Уильям еще неважно себя чувствовал и готов был остаться в номере до обеда, и тут он обнаружил телеграмму на имя миссис Уильям Овертон, которая ждала ее.

Беатрис надорвала желтый конверт (делая это, она не задумывалась, как ее новая фамилия выглядит на конверте) и затем воскликнула в тревоге:

– О, как ужасно!

– Что случилось?

– Папа! Он опасно болен!

– Дайте мне посмотреть!

Уильям рывком выхватил у нее желтый конверт и прочитал: «У твоего папы апоплексический удар. Возвращайся немедленно. Мама».

Они с тревогой смотрели друг на друга. Беатрис внезапно пронзила боль, она представила, как папа, нетерпеливый, шумный, когда доходил до белого каления, жизнелюбивый и сильный, как мощный ураган пронесшийся через всю ее жизнь, сейчас думает о ней. Уильям выглядел неуверенно, как если бы он удивлялся: женился ли он по расчету и была ли в этом необходимость?

Беатрис уже была способна читать его мысли: «Магазин «Боннингтон» будет существовать, независимо от того, жив папа или нет. И мы никогда не будем бедными».

– Невозможно себе представить… О Уильям, пойми меня, мы должны ехать домой!

– Конечно, моя дорогая.

– Неужели папа умрет… Но он не хочет… Он такой жизнелюбивый! Бог не допустит этого. Где Хокенс? Надо ей сказать, чтобы она укладывала чемоданы. Во сколько отходит поезд?

– Сейчас я займусь этим. Поезд будет поздно вечером. Но нам придется провести несколько часов на холоде в ожидании утреннего парохода.

– Мне следует поехать одной, – сказала Беатрис в отчаянии. – Вам едва ли можно… с вашей простудой. А что касается тех заказанных платьев, это надо отменить. – У нее дрожали губы. – Может, мне придется носить траур.

Беатрис подумала, что она рада вернуться домой, несмотря на этот печальный повод. Ей всегда хотелось, после того как состоится ее замужество, жить в спальне генерала, в Овертон Хаузе, где произошло и произойдет еще много счастливых или несчастных событий, таких как многочисленные рождения и смерти.

Спальни в отеле оставляют только поверхностные воспоминания, туманные призраки.

Она едва могла поверить своим глазам, когда увидела папу, обложенного подушками, которые подпирали его. Но выглядел он почти так же хорошо, как три дня тому назад, когда она поцеловала его перед отъездом. Только тусклый взгляд, пожалуй, указывал на уныние, и один конец его великолепных усов смешно свисал вниз. Он вытянул левую руку в знак приветствия.

– Я рад видеть тебя, Беа.

– Мама сказала, что вы опасно больны.

– Я велел ей сказать это, поскольку хотел быть уверен, что ты приедешь.

В последних словах прозвучали нотки пафоса, и папин голос задрожал. Беатрис знала, что он очень стыдится этой дрожи. Он и старый генерал… Действительно, какую связь она обнаружила между этими двумя именами?

– Папа, скажите мне правду, насколько вы больны? Папа снова упал на подушки, и показалось, что воля к жизни отразилась на его лице, хотя он сейчас выглядел больным и непривычно старым.