Говори мне о любви

Иден Дороти

– Чепуха! – запротестовал папа, грохнув кулаком по столу. – Ты ничего не видишь, ты ослеплена блеском, и тебе вскружили голову. Придет время, когда твои чувства поостынут и ты будешь благодарить нас за нашу предусмотрительность.

Адвокаты обменялись огорченными взглядами. Они считали, что брачный контракт об имущественном положении женщины будет мешать сексуальным отношениям, и тогда у наследницы откроются глаза. А так это будет выглядеть, что совершенно ординарная женщина тоже заключила очень выгодную сделку, заполучив красивого мужчину, представителя знатной семьи, и к тому же старинный дом. А еще адвокаты подумали, что старый

Боннингтон позже будет чваниться тем, что его дочь замужем за знатным джентльменом, вместо сегодняшней подозрительности и произвола.

Наконец все споры закончились. Папу убедили поставить свою подпись под ненавистным документом. Уильям Овертон, эсквайр, получит свои две тысячи в год. Хотя казалось, что папе это было неприятно, он считал, что такая сумма может помешать процветанию его прекрасного «Эмпориума». Но он согласился, только при условии, что «Эмпориум» будет принадлежать его дочери.

Даже если бы это были ее деньги, Уильям все равно намеревался тратить их в Париже. Беатрис знала, что она должна забыть об этом раз и навсегда. А как она еще могла наслаждаться своей щедростью? Ей доставит величайшее удовольствие и счастье дать ему возможность выбирать для нее платья.

– Месье Уорд, благодарю вас, – сказал он. – Бедная мисс Браун!

– Я должна была всю жизнь носить платья, которые она для меня выбирала.

– Почему? Ей нужно развивать в себе лучший вкус.

– О, вам не нравится мой дорожный костюм, жакет и юбка?

– Оставьте все это, моя драгоценная. Отдайте их при первой возможности горничной. Вы никогда больше не будете носить этот оттенок зеленого.

Беатрис улыбнулась доверчивой смущенной улыбкой и подумала, что стоило ей надеть на палец обручальное кольцо, как он по-хозяйски взял ее за локоть, чтобы помочь подняться на ступеньку вагона. Можно было подумать, что он хотел дать ей почувствовать уверенность в себе. Но это было не так. Она была пока что новобрачная, но время сделает свое дело: она избавится от своей уязвимости.

Унизительно, что она, Беатрис, была больна на маленьком пароходе, плывущем через канал. Она злилась на себя. Волнение на воде было едва заметно, но она не удержалась и посмотрела в иллюминатор, где то вверх, то вниз плескалось море. Она страдала. Помощь Хокенс состояла в том, что она принесла ей отвратительный желтый таз, пока Уильям с удовольствием пропадал на палубе и сидел в шезлонге, вытянув ноги.

Нет, это не морская болезнь. Она постоянно чувствовала себя ужасно. Уже на твердой земле, во Франции, она все равно испытывала тошноту и головокружение. Уильям, должно быть, чувствует отвращение к ней. Она теперь не та прелестная девочка, которая гонялась за бабочками. Беатрис вспомнила его замечание по поводу пристрастия к темно-зеленому платью, в которое она была одета, и чувство юмора вернулось к ней, она фыркнула коротким смешком. Уильям подумал, что она всхлипывает, и галантно взял ее холодную руку.

– Вам будет лучше, когда вы отдохнете. Вы просто очень устали.

В его обращении к ней прозвучали доброта и нежность. Обнаружив ее женскую хрупкость, он почувствовал себя более счастливым, это вызвало в нем приятное чувство превосходства. Он выглядел очень красивым в своем дорожном костюме, и она любила его так сильно и так мучительно. В отеле он настоял, чтобы она немедленно отправилась в постель, и заказал небольшой изысканный ужин ей в номер. Сам он обладал отменным аппетитом и собирался пообедать внизу. Он знал этот отель по прошлым поездкам. Здесь был блестящий шеф-повар.

– Подождите немножко, и я поведу вас к «Максиму» в Париже! – сказал он восторженно. – Слава Богу, к нему вернулась довоенная слава. Эта прусская осада была варварской. К великому сожалению, немцы находились под влиянием Бисмарка, мы обнаружили это во время поездки на Рейн. Я ненавижу всякий милитаризм. Одна надежда была на принца Фридриха, который взойдет на престол и тогда кое-что изменит. Он был далек от того, чтобы разжигать войну, как они говорили. Вы можете попросить мою мать рассказать вам о принце Фридрихе. Она встречала его в разных обстоятельствах, когда она и ее сестры были девушками, хотя я уверен, что она предпочитала принцессу Алису, которая была менее одаренная и самоуверенная.

Дружба с королевской семьей, подумала измученная болезнью Беатрис. Не то чтобы ей это не нравилось. У ее папы всегда была мечта добиться покровительства дворца его магазину.

– Я с удовольствием побывала бы в Германии когда-нибудь, – сказала она вежливо. – Вы поедете туда?

– Поедем мы и в Вену, затем в Будапешт и в Санкт-Петербург. Я всегда путешествовал по романским странам, где много солнца, но почему бы нам не расширить маршрут наших путешествий?

– Совершить «Гранд-тур», – пробормотала она, думая, какое невероятное счастье это будет для нее.

Однако, несмотря на эту возможность, в данный момент ей хотелось одного – вернуться в Англию, где у нее перед глазами не будут качаться стены и ее желудок начнет вести себя как следует.

Хокенс определила ее болезнь как нервную. – Это всего-навсего так, мадам. Это пройдет. Какие вещи мне распаковывать? Вашу ночную рубашку с голубыми лентами?

Рубашка, в которой она была во время свадебной ночи, подумала Беатрис, разорвалась в спешке, когда ею воспользовались, ведь это была ее свадебная ночь. Любовь продолжалась неделю, и она удивилась, что могла забыть уже на второй неделе, как после обеда, который давал Уильям, он завел торг о той части имущества, которая была определена адвокатами в брачном контракте, и закончил его с Божьей помощью, прежде чем идти к алтарю этим утром. Он вел торг потому, что был честным. Но насколько больше или меньше хотел он?

Все это были прекрасные мечты, что она будет способна заставить Уильяма полюбить ее, но совершенно другая вещь – осуществить это на деле.

Беатрис съела немного прозрачного супа, затем попросила Хокенс унести поднос и оставить ее одну. – Могу ли я причесать вас, мадам? Встревоженное выражение лица Хокенс дало понять Беатрис, что служанка заметила ее состояние. Волосы у нее были непослушными, но, когда их причешешь, они становились блестящими и пышными. Ее муж, который никогда не видел Беатрис такой, как сейчас, был бы приятно удивлен.

Как бы то ни было, у Беатрис не было склонности к женским уловкам. Если их супружество состоялось, то его успех должен начаться сразу с абсолютной честности. Она не пыталась быть обольстительной, скрываясь за потоком прекрасных волос. Просто она должна быть любящей, достойной носить голубые ленты на ночной рубашке, но только не этой ночью.

Она разделась, умылась, надела простую длинную белую рубашку и заплела волосы в две косы. Она сидела при дневном свете, когда вернулся Уильям. Он сразу спросил: