Говорит и показывает. Книга 1
Шрифт:
Мне стало стыдно, что я живу так хорошо. Так богато, я никогда не задумывалась раньше над этим.
– Как Анна Олеговна?
Мы обернулись на голос. Я увидела высушенного, ещё не старого человека в очках с толстенными стёклами. Это и есть, наверное, Иван Генрихович.
– Здравствуйте, – машинально проговорила я.
– Здравствуй, девочка, – ответил он, вскользь глянув на меня.
А Вася сказал ему:
– До завтра не пустят. Но сказали – лучше. Это Майя, Иван Генрихович, Майя Кошкина, познакомьтесь.
Сушёный очкарик удостоил всё же взглядом:
– Вы – Майя? –
Чему он удивляется? Мы же никогда раньше не встречались. Странно. Но он долго не стоял возле нас, сказал ещё что-то Васе и исчез за дверью, тоже обшарпанной и грязноватой, как и всё здесь.
– А знаешь, что я делаю, если мне страшно или я волнуюсь и не могу найти себе места? – сказала я.
– Что? – пробурчал Вася, которому сейчас вовсе не было до этого дела.
– Я берусь за уборку! Давай приберёмся? Твоя мама придёт, а дома чисто, ей будет приятно. Мамы любят, когда дети убирают.
Он посмотрел на меня:
– Правда, так думаешь?
Ничего я не думала, и Анну Олеговну мне хотелось жалеть в последнюю очередь, тем более что я никогда её не видела, а она довела свой дом до такого свинства. И своего сына до такого отчаяния в глазах. Но надо же было что-то делать, тут и сесть-то негде, если всё тряпьё не убрать.
Всегда в фильмах разнообразные героини, приходя впервые в дом к мужчинам, устраивают уборку, меня раздражали эти повторяющиеся сцены, я всегда думала, что это глупо и неприлично: явилась и давай хозяйничать, порядок наводить. Но сейчас ничего другого просто не оставалось. Да и Вася же никакой не мужчина, Вася мой друг.
Часть 2
Глава 1. Разноликий праздник
То, что Илья застал нас с Георгием, досадно, но не смертельно, он, конечно, никому не скажет, а его презрение не очень-то меня задевает. Да и не боюсь я, что он скажет. Узнает Виктор, и что? Что он сделает? Что он может сделать, директор Приборного завода, крупнейшего предприятия в городе, член горкома. Что он сделает? Разведётся что ли? Пусть молится, чтобы я не развелась с ним за его бесконечные амуры… Так что, руки у меня развязаны.
Вот только Игорь бы не узнал. Игорь Владимирович, старость уже постукивает в твои окна, седины на волосы намела, весу прибавила на всегда стройное тело. А Георгий – молод, если Игорь прознает, не поздоровится ни мне, ни ему. Придётся в Москву ездить работать. Георгию-то это только повод отсюда, из М-ска свалить, а я, стану на электричке туда-сюда мотаться. Надо осмотрительнее всё же… А вот и Виктор, дверь входная лопнула.
Я вышла из ванной, едва не столкнулись с Виктором.
– О, привет.
Я смотрю на жену. Что-то очень довольной выглядит. Я-то еле отделался от Вики, надо же взяла в голову, вместе Новый год встречать… Но почему так выглядит Лида? И не смотрит в лицо, и румянец на щеках… не иначе, новый хахаль. Ах, Лида, всё одно и то же… Столько лет у нас всё одно и то же. Дочь уж невеста, а мы так и не повзрослели, всё будто черновик пишем, будто вот-вот прекратим, и будет контрольная.
Я смотрю на себя в зеркало. Как странно видеть своё отражение снова спустя какие-то полчаса после того, как смотрелся в зеркало в ванной у Вики, в её кривоватое зеркало в розовой пошловатой оправе, плитка ребристая с коричневатым деграде, модно что ли? Или налепили, что достали, как и все… Это у нас в ванной старинный белый кафель, глянцевый, с маленькими чёрными вставками и зеркало большое, я вижу себя почти во весь рост. И выгляжу я здесь куда значительнее и даже интереснее. Во какой – красивый даже. А в тускловатой ванной у Вики – настоящий обормот, какой-то потрёпанный развратник…
Я закончил намыливать руки, смыл пену. После праздника надо с Викой развязываться, не то надумает себе что-нибудь лишнее.
Я вышел из ванной. Хлопнула входная дверь. Кто это ушёл?
Я заглянул на кухню. Татьяна Павловна сразу на двух столах хлопочет над стряпнёй.
– О, Виктор, пришёл, переодевайся, помоги-ка, картошку почистить надо. Уж извини, все разбежались куда-то, – сказала она, вскользь взглянув на меня.
– Куда же только еды – удивился я, оценивая масштабы готовки, – нас сегодня трое всего, как я понял.
– А завтра опять пятеро будет. Ты, не разговаривай, Витюша, время не тяни.
Я увидел, как Маюшка метнулась на лестницу и так быстро, что только кончики волос мелькнули, как кончики крыльев. Я выглянул, вижу, она в домашнем побежала, не переоделась:
– Ты куда понеслась-то? Стряслось что? – только и успел я крикнуть ей в спину.
– Там… Вася… Ох, Ю-Юшка, потом расскажу! – даже не взглянула и исчезла внизу.
Через несколько секунд стукнула входная дверь. Надо же, как несётся, на ходу, на улице одеваться будет. «Вася», ишь ты… Я почувствовал что-то такое, что-то, чего не знал никогда раньше. Что это, почему мне нехорошо от того, что Маюшка побежала к своему приятелю? Что такого? Какой противный сегодня день!..
Я подошёл к шкафу, что надеть-то… Чёрт, позвонить вначале надо, а то собираюсь, а может там никто не ждёт меня.
Нет, ещё пока ждёт и даже обрадовалась. Ох, лучше бы послала. Похоже, я сегодня сам не знаю, чего хочу…
Ёлка необыкновенно красивая сегодня, как никогда. Хорошо, что такая высоченная, под четырёхметровый потолок, как мечта из детства. И игрушки ребята развесили здорово. В этом году мы с Маюшкой забыли по нашей с ней традиции новых игрушек купить, всегда покупали, с тех пор как ей исполнилось пять, а в этот год… как же это я забыл? Нехорошо как-то. В каком классе Маюша? В восьмом? Или уже в девятом?
На заводе план выполнили на семьдесят восемь процентов, подводят поставщики, как ни ругался я, каких не отправлял пройдох-снабженцев к ним, какими только обещаниями взаимозачётов не обольщал, вплоть до личной заинтересованности, но они так и не пошли навстречу. Тринадцатая зарплата повисла в воздухе. А премии вообще сорвались и это перед Новым годом. Пришлось выдать из резервов…
– О, вы уже чистите картошку?
Лида зашла на кухню, потянулась за фартуком. Стройная талия, красивая грудь, волосы блестят. Она всегда радует глаз, я люблю её уже за это: приходишь домой и видишь вот такую Лиду…