Говорит космос
Шрифт:
– А какими же еще новыми данными вы располагаете?
– Существованием вещества и антивещества.
– Так-так...
– Костров начинает понимать "точку зрения" американца.
– Метагалактика, значит, расширяется и где-то на периферии вещество ее встречается с антивеществом соседней Метагалактики. Аннигиляция, грандиозный взрыв, превращение вещества в излучение - и все сначала? Эволюция метагалактик через катастрофу?
– Совершенно верно, - убежденно кивает головой американец.
– И если это так, - а я не сомневаюсь, что это именно так, - значит, нет никаких объективных оснований полагать, что на какой-то из галактик
– Вы полагаете, значит, что процесс эволюции органической материи протекает всюду одинаково?
– Да, более или менее. Для развития живых существ от первичной белковой молекулы до хомо сапиэнс требуются, как известно, миллиарды лет. Думается мне даже, что нашей планете просто посчастливилось завершить эволюцию органической материи созданием современного человека в такой короткий срок. А так как эволюция не только органической, но и вообще любой материи конечна - я имею в виду те космические катастрофы, в результате которых все приходит в исходное состояние праматерии, - то живые существа лишь в исключительных случаях успевают развиться до состояния мыслящих.
Американец говорит так убежденно, что у Кострова пропадает всякая охота спорить с ним. Разубедить его можно, видимо, лишь конкретным фактом приема искусственного сигнала из космоса.
– В связи с этим, - продолжает американец, - просто непостижимо, каким образом кому-то тут у вас удалось принять чуть ли не целую радиопередачу с дзеты Люпуса. Об этом только что сообщил нам ваш директор.
Костров с Галиной смущенно переглядываются, не зная, что ответить. Хорошо еще, что гость не просит разъяснений. А когда они уходят наконец, Алексей с досадой спрашивает Галину:
– Что же такое мог сообщить им Михаил?
– Это он о Климове, наверное, раззвонил, - хмурится Галина.
– Климов действительно принял сигнал с довольно значительной стабильностью чередования импульсов, но нет ведь пока никаких доказательств, что он искусственного происхождения. Надо спросить Басова, зачем он болтает об этом раньше времени.
– Э, не стоит!
– вяло машет рукой Костров.
– Теперь этого все равно не поправишь.
ГЛАВА ПЯТАЯ
К концу дня Галина все-таки заходит к Басову. Она застает его мирно беседующим с комендантом Пархомчуком. Пархомчук чрезвычайно любознателен. Его интересует буквально все, особенно астрономия.
Галине нравится этот бодрый, по-военному подтянутый человек, хотя в последнее время у него вошло в привычку на любую просьбу отвечать в мрачном тоне: "Ладно, сделаю, если буду жив..."
На вопрос, чем вызвана такая неуверенность в собственном будущем, он изрекает: "Долго ли в наше время инфарктов и термоядерного оружия отдать концы?"
С Басовым, судя по всему, он ведет сейчас какую-то глубокомысленную беседу. Галина слышит:
– А что, Михаил Иванович, здорово, пожалуй, поумнеют люди лет эдак через пятьсот? Я ведь по себе вижу. Ну что я знал, работая в пожарной команде? Разве мыслимо даже сравнить те мои примитивные познания с тем, что я тут у вас постиг? Имел я разве полное представление, что такое Галактика, к примеру, или Метагалактика? А о таких терминах, как альфа и бета магнитоионных компонент, и не слыхал даже. Подумать только, какие это слова! А техника ваша? Параболические рефлекторы, синфазные антенны с полуволновыми диполями, экваториальные установки... Вот я и интересуюсь, что же будет с человечеством через пять веков?
– Кто-то из зарубежных ученых, - усмехается Басов, - на подобный вопрос ответил примерно так: лет через пятьсот человек по уму будет настолько превосходить современных людей, насколько современные люди превосходят корову.
Пархомчук счастливо улыбается. Видимо, его восхищает такая перспектива. Но тут уж Галина не выдерживает и решает вмешаться в их ученый разговор.
– А знаете, что ответил на подобный вопрос академик Опарин? Он сказал, что, думая о будущем, не мешает оглянуться и на прошлое. Не пятьсот, а почти две с половиной тысячи лет назад жил такой человек, как Аристотель. И если мы станем сравнивать мощь его ума с умственными способностями некоторых наших современников, с теми даже, у которых звания кандидатов наук, - Галина бросает при этом быстрый взгляд на Басова, - то вряд ли это сравнение будет в пользу последних.
– Вы идите, Остап Андреевич, займитесь тем, что я вам поручил, - поспешно обращается Басов к Пархомчуку.
– И завтра чтобы все было готово.
– Если буду жив, Михаил Иванович, - недовольно бурчит комендант, которому очень хочется еще немного, пофилософствовать.
Как только муж и жена остаются одни, Галина без всяких предисловий спрашивает:
– Зачем ты рассказал американцам о каких-то успехах Климова, Михаил? Ничего ведь не известно пока...
– А я лично уже сейчас ни в чем не сомневаюсь. Уверен, что Климов принял именно тот сигнал, за которым мы так долго охотились.
– А если не тот?
– Ну, так ведь я им об этом предположительно.... И потом, не столько для них, сколько для самого же Климова, чтобы он понимал, как важно теперь подтвердить сказанное мною дальнейшей работой.
– Да-а, - качает головой Галина, - оригинальная у тебя метода. А они на основании твоего заявления черт знает что могут теперь написать. И уже не предположительно, а утвердительно, как о подлинном факте. И раструбят об этом конечно же на весь мир. Они мастера по этой части. А тем временем окончательно выяснится, что принятый Климовым сигнал не искусственного происхождения. Что тогда будем делать?
Басова, однако, не смущает такая перспектива. Он отвечает невозмутимо:
– Во-первых, я не думаю, чтобы американские ученые были так недобросовестны. А во-вторых, если не Климов, так Костров примет этот искусственный сигнал, У него тоже ведь кое-что нащупывается...
– Ах, оставь, пожалуйста! Ничего такого у него пока не нащупывается, - сердито прерывает Басова Галина. Ей уже не хочется продолжать разговор. С каждым днем она все больше разочаровывается в этом человеке...
Скверное настроение не покидает Галину и весь следующий день. Очень хочется зайти к Кострову, поговорить с ним, посоветоваться.
"А не часто ли я захожу к нему в последнее время?" мелькает тревожная мысль. Нет, она не боится, что кто-то может обратить на это внимание. Ей просто не хочется надоедать Алексею.
Вспоминается, как несколько дней назад, проходя поздно вечером мимо домика Кострова, она увидела его у открытого окна и остановилась, чтобы окликнуть. Ее удивил вид Алексея. Он был небрит, волосы его были всклокочены, воспаленные глаза уставились куда-то в пространство. Письменный стол перед ним был завален книгами, журналами, чертежами и исписанной бумагой.