Говорящий сверток

Даррел Джеральд

– Я слыхала про то, как блуждающие огоньки заманивают путников в болота и зыбучие пески, – сказала Пенелопа. – А что такое «огневки»?

– Необычайно красочные существа, – ответил Попугай. – Самые красочные в Мифландии. Они родственники блуждающим огонькам, бывают и горячими и холодными, а блуждающие огоньки, как известно, всегда холодные. Огневки – премилые создания, робкие, но очаровательно прямодушные. А блуждающие огоньки – те, напротив, племя своевольное, сплошь озорники и безобразники.

– А мандрагоры? – спросила Пенелопа. – Они тоже родственники огневкам?

– Нет, нет, – ответил Попугай, –

это растения, и притом ленивые бездельники. Когда-то их широко использовали в медицине и заговорах, им это, разумеется, не нравилось, они взяли и изобрели крик.

– Крик? – переспросил Питер. – Помилуйте, как можно изобрести крик?

– Они издают крик, такой ужасный, – Попугай поднял вверх для вящей внушительности коготь, – такой жуткий, леденящий душу крик, что тот, кто слышит его, сходит с ума.

– Это чтобы их не срывали? – догадался Саймой.

– Да, – подтвердил Попугай. – Так что теперь они только и делают что спят без просыпу и днем и ночью, и, если кто-нибудь их по неосторожности разбудит, они разом просыпаются и все вместе вопят. Можете себе представить, что это такое?

– Ах, черт, и нам предстоит пройти целый лес мандрагор? – проговорил Питер. – Да, путешествие-то действительно рискованное.

– Я же говорил вам, – сказал Попугай. – Есть чего опасаться: сперва мандрагоры, потом волки, а потом еще блуждающие огоньки. Днем, правда, их нет, и волки тоже спят. Поэтому-то Ха-Ха и настаивал, чтобы мы высадились на острове днем.

– Мы идем быстро, спасибо Ха-Ха, – заметил Саймон.

Лодка и в самом деле скользила по мелодичным волнам с хорошей скоростью. Солнце пригревало, ветерок дул теплый, путешествие было восхитительное. В прозрачной воде дети видели, что происходит на глубине шести метров: шныряли косяки разноцветных рыб; в огромных раковинах блестели жемчужины; гигантские омары и крабы поражали многообразием красок. Маленькие стайки алых и голубых летучих рыб внезапно выпрыгивали из моря прямо перед лодкой и летели над поверхностью, чирикая, точно птички, а потом снова погружались в воду.

– Послушайте, мисс, – шепнул Этельред, – если вам боязно из-за оборотней, то не бойтесь, мисс, я с вами, уж я за вами пригляжу, ей-богу.

– Конечно, мне было бы страшно, – ответила Пенелопа, – но с моим личным защитником я ни капельки не боюсь.

Видно было, что Этельреду ее ответ доставил огромное удовольствие.

Они плыли уже несколько часов подряд, и ласкающий ветерок и солнце утомили их. Попугай, решив соснуть немножко, сунул голову под крыло. Этельред храпел, лежа на спине, цилиндр покоился у него на груди. Пенелопа и мальчики тоже дремали, усыпленные душистым воздухом.

Через некоторое время Пенелопа проснулась и продолжала лежать, раздумывая, не пора ли им перекусить. Глядя вверх в чистое зеленое небо на батальоны проплывающих цветных облаков, она вдруг почувствовала, что что-то не так. И тут же догадалась, в чем дело. Они стояли на месте, не двигаясь. Она села и огляделась: со всех сторон, насколько хватал глаз, они были окружены водорослями. Крупные лиловые и зеленые завитки походили на кружева. Они двигались и разрастались прямо на глазах. Лодка прочно засела в них, как на мели. Вдруг красивый завиток перебрался через борт в лодку, словно щупальце, и пополз с легким шелестом,

разрастаясь во все стороны. Пенелопа поняла, что еще два-три таких побега, и лодка вместе с ними окажется погребена под грудой лиловых и зеленых водорослей.

– Попугай! – закричала она, пытаясь открыть корзину, чтобы достать оттуда нож и обрубить побеги. – Попугай! Мальчики! Скорей проснитесь!

Все проснулись и вмиг догадались, что случилось.

– О! Это все дурацкие водоросли! – с раздражением воскликнул Попугай. – Эй, рубите побеги, которые в лодке. Они сразу перестанут расти.

И правда, стоило обрубить несколько завитков, водоросли как будто догадались, что в них не нуждаются, и перестали лезть в лодку. Но она все так же стояла, не двигаясь с места.

– Какая досада, – проговорил Попугай. – Это нас задержит до тех пор, пока я не раздобуду помощь. Пенелопа, будь добра, дай мне подзорную трубу, она около тебя.

Попугай довольно долго и напряженно изучал горизонт и наконец удовлетворенно крякнул.

– Нам повезло. Вон они там работают. Теперь остается привлечь их внимание.

– Кто – они? – спросила Пенелопа.

– Русалки, – ответил Попугай. – Ха-Ха поручил им следить за водорослями. Понимаете, он сделал ошибку в заклинании. Вместо «вечноцветущие», как те цветы, которые вы видели, он произнес «вечнорастущие». А заклинания отменить нельзя, сказано – сделано, раз и навсегда. Вот ему и пришлось поселить здесь русалок, чтобы те сдерживали водоросли. Хлопотливая работа, скажу я вам. Стоит им на минуту зазеваться, и все Поющее море будет забито водорослями. Нам, я думаю, надо подтянуть лодку поближе к ним и покричать.

Они так и поступили. Наклонившись через борт, они захватили побольше водорослей в руки и принялись тянуть. Медленно, сантиметр за сантиметром, они подтягивали лодку поверх водорослей, и наконец, промучавшись, как им показалось, целую вечность, услышали тихое пение, разносившееся по воде.

– Эй, там! – заорал Попугай. – Эй, там, Дездемона!

Пение прекратилось, наступила тишина.

– Эй, там! – снова заорал Попугай. – Это я, Попугай!

Ответа не последовало, но неожиданно справа от лодки водоросли раздвинулись, и показалась огромная, тяжело дышащая русалка. Вид у нее был не совсем такой, какими представляла себе русалок Пенелопа: весила она, должно быть, не меньше ста двадцати килограммов; белокурые волосы в изобилии падали кольцами ей на плечи и грудь; глаза были большие, очень круглые, ярко-голубые, на веках были толстым слоем наложены тени и наклеены черные, густые, как живая изгородь, ресницы. Пухлые руки были тщательно ухожены, ногти покрыты ядовито-розовым лаком; в одной руке она держала золотой серп, в другой – серебряное зеркальце.

– Кажется, мужской голос звал меня на выручку? – спросила она низким хрипловатым голосом, так быстро хлопая ресницами, что Пенелопа испугалась – не отвалятся ли они. – Мужчина голубой крови и древнего рода взывал о помощи?

– Нет, – сказал Попугай, – это был я. Здравствуй, Деззи.

– Ах, это ты, Попугай, – холодно протянула Дездемона. – Просто потрясно тебя видеть. Промежду прочим, я бы попросила не обращаться ко мне с такой вульгарной грубой кличкой. Мое имя тебе известно, и, сделай одолжение, называй меня только так.