Гой
Шрифт:
– Уже починил, – сообщил сапожник.
На улице раздались выстрелы.
– Турки, что ли, в атаку пошли? Откуда бы им взяться? – глядя на Карася, спросил Свистунов.
– Нет, – спокойно сказал сапожник. – Это еврейский погром. Может быть, спросите, откуда взяться погромщикам? А как же им не взяться, если сотни лет в христианской Европе ведется черный антиеврейский пиар? Да что там Европа? Вы «Слово о Законе и благодати» митрополита Киевского Иллариона читали? Начало ХI века, еще домонгольская Русь, а уже чистый призыв к еврейским погромам при соответствующем прочтении.
– В ружье! – скомандовал поручик Свистунов. – За мной! Впрочем, нет. Остаться здесь! И пусть хоть один волос упадет с головы этого еврея.
– Слушаюсь, ваше благородие, – отчеканил старший солдат Авраамий Карась. – Считайте, что уже не упал.
3.
Главным историческим результатом первого еврейского погрома в истории нового города стало то, что еврейское кладбище появилось в нем раньше славянского. Шестая часть городских евреев, то есть один из них, была уничтожена. Пятеро местных и еще десять срочно прибывших из Варшавы его хоронили. Похороны охраняла полурота пехоты под командой поручика Свистунова.
– Идите домой, – сказал по окончании обряда сапожнику Исааку Моисеевичу поручик Свистунов, – и ждите меня в гости. У меня появились к вам вопросы, я бы сказал, экзистенциального порядка. Вот вам старший солдат Карась для сопровождения, уже доблестно себя проявивший при спасении вашей жизни.
– Какого порядка вопросы у него ко мне появились? – спросил сапожник у старшего солдата.
– Не могу знать ваше еврейское достоинство, – отвечал старший солдат, впервые в своей жизни увидевший раввина при исполнении им своих служебно-ритуальных обязанностей. – Какие у вас попы, однако. Что они с Христом не поделили, никак понять не могу.
– Ты вот что, братец, приготовь-ка нам с поручиком кофе, у меня тут после турок немного осталось. Да и себя не забудь. Бери за так, сколько совесть позволит и помни, что я свою жизнь, которую ты спас, ценю достаточно высоко. Бери сразу мешок, если хочешь. Но как же ты его хранить будешь? Давай лучше приходи ко мне, когда вдумается, и угощайся от всей души… Как же это он сказал? Экзистенциальный порядок? Эх, видимо, ему и до майора не дослужиться с такими умонастроениями. Помрет, скорее всего, у себя в имении в довольно еще молодые годы от передозировки кофе, если еще раньше не убьют его на дуэли, а то и сам на себя руки наложит. Видимо, точно еще не решено, а то бы я, наверное, уже видел. Или, может быть, слышал.
Что такое кофе, русские солдаты уже хорошо знали. Торговля этим продуктом стала одним из первых еврейских бизнесов в новом городе. Она же стала одной из главных причин погрома, хотя большинство из арестованных погромщиков не без успеха утверждали на следствии, что двигала ими исключительно любовь ко Христу. Те же, кто ссылались на чувство абстрактной справедливости, оказались гораздо менее любезны следствию и суду, в результате чего получили реальные каторжные сроки.
Поручик не сразу начал разговор по существу. Сначала он похвалил кофе. Потом поругал снабжение армии и лишь после этого несколько издалека начал:
– Вы тут давеча говорили, будто генералы станут называться «товарищи генералы». Что за глупость такая? Ведь вижу, что не глупость. А что тогда? Вы, часом, не маг?
– Молодой человек, – отодвинув чашечку кофе, сказал сапожник, – не делайте из меня Спинозу. Этот его пантеистический мистицизм вещь не такая уж и глупая, но если вы думаете, что я туда-сюда путешествую по субстанции, помогая Богу познавать самого себя, то вы сильно заблуждаетесь. Ничего такого Бог пока что мне не поручал, и я очень надеюсь, что и никогда не поручит, потому что ваш Спиноза тоже не Бог.
– А что же тогда?
– Я всего лишь пророк, – отвечал сапожник. – Что-то я вижу, что-то слышу, а чего-то не вижу и не слышу. Вот товарищей генералов, например, вижу и слышу.
– Какие они? – спросил Свистунов.
– Что вам сказать, молодой человек? Вам бы они не понравились. Но вы их и не увидите.
– И все-таки я не понимаю, как это генерал может быть товарищем? Отцом солдатам, еще куда ни шло, или, скажем, слугой царю…
– Да вы просто поэт, молодой человек.
Поручик Свистунов действительно сочинял стихи. Они приходили к нему строчками, словно посланные кем-то, и бросали вызов, мол, попробуй теперь придумать окончание или начало, чтобы тебе самому стало понятно, из какого целого вырваны эти строчки.
– Это не я поэт, – почему-то счел себя обязанным попытаться объяснить Свистунов. – Это как бы кто-то поэт. Или был поэтом. И еще не сочиненные человеком стихи уже существуют в готовом виде, а дело человека заключается в том, чтобы восстановить их законченный вид, как реставратор может по осколку восстановить вид некогда существовавшего кувшина. Вы понимаете?
– Еще как понимаю! – воскликнул сапожник.
– А я вот не понимаю, как евреи в Варшаве узнали, что тут у нас в Южной Пальмире умер еврей. Ведь никакая весть еще не могла отсюда докатиться туда. Весть о том, что тут был погром, возможно, уже дошла до Киева, но это меньше, чем полпути до Варшавы, а мы, то есть вы, уже похоронили этого злосчастного еврея. Как такое возможно?
– В этом деле важно, что возможно, в чем вы сами убедились. А вот как такое возможно? Ну, на то и существует физика, чтобы отвечать на такие вопросы. Но кто из нас физик? Я пророк и сапожник, а вы поэт и поручик. Вы же сами только что сказали, что не знаете, откуда берутся стихи. Кстати, не могли бы прочитать последнее из сочиненного вами на сегодняшний день?
Поручика эта просьба смутила. Он покраснел и опустил глаза.
– Любопытный, однако, феномен, – чтобы преодолеть неловкость, продолжил сапожник. – Вы встречали когда-нибудь пророка, который бы стеснялся пророчествовать? Ну, например, опускал глаза, как девица, жеманничал и чуть ли не вилял задом, полагая, что таким образом проявляет свою душевную невинность? Почему же поэты, иные до самой старости, ведут себя именно так? Никогда этого не понимал. Так вы будете читать или нет?
– Буду! – решился поручик Свистунов и будто выдохнул:
– Да хоть весь мир в огне гори,
Но из окошка выгляни –
У римлян гунны – дикари,
А у евреев – римляне.
Поручик стоял, снова потупив взор, а ребе сапожник не торопился выносить приговор. Наконец, сказал:
– Я так и знал, что вы затерявшаяся еврейская душа. Не волнуйтесь, так бывает. Скорее всего, ваша душа еще отыщется. Ну, допустим, не прямо сейчас. Вот вам две половины некогда целого кольца. Одну отдайте старшему солдату Авраамию Карасю. И пусть они хранятся у каждого из вас.