Гой
Шрифт:
И как не прекрасен Бухарест, а Париж как был более продвинутым, так и остался, ибо обошелся без еврейских погромов. И года не прошло, как серия еврейских погромов потрясла Бухарест. Власть короля зашаталась. Ведь это очевидно, что начинают с евреев, а заканчивают королями. И армия, чтобы спасти короля, вступилась за евреев, не побоявшись жестоко расправиться с погромщиками, за которыми стоял, как это было очевидно всем, сам Гитлер. Партия погромщиков была запрещена, и Румыния, запретившая задолго до этих событий сталинскую коммунистическую партию, оказалась в эти судьбоносные для себя часы в безнадежном геополитическом положении.
– Ваше величество, – сказал он королю, – вы же понимаете, что было бы с вами и вашей семьей, если бы от власти вас отстранили погромщики, а не честные и порядочные люди. Уж им бы было, что вам справедливо предъявить, стоит только вспомнить вашу любовную связь с Еленой Вольф, дочерью аптекаря-еврея, я уж не говорю о коррупции.
– Разве плохой был аптекарь? Сейчас в стране стало лучше с лекарствами? А на Елене я собираюсь жениться. Но дело сейчас не в этом, и не я о ней заговорил. Но если вы хотите знать ее мнение, она видит выход из ситуации в примирении с Россией.
– Известное дело – еврейка. Чувствую, что она еще принесет нам ваших потомков, которые будут до скончания времен претендовать на трон Румынии. Спасибо вам за возможных будущих королей еврейского происхождения.
– Все европейские короли еврейского происхождения, и не делайте вид, маршал, что вам это неизвестно.
– И ваш родственник Николай, расстрелянный большевиками?
– Ровно в той степени, в которой он мой родственник. Только мы, румынские короли, Гогенцоллерны-Зигмарингены, а они, русские цари – Гольштейн-Готторп-Романовы.
– Кошмар какой-то, – сказал Антонеску. – Спасибо еще, что Романовы. Однако, как не понять Гитлера, который люто ненавидит королей… Ваше величество, раз уж вы все равно неформально отстранены от власти, позвольте узнать, а что действительно существует всемирный еврейско-королевский заговор?
– Вот прямо так я взял, и все вам выложил.
Король, жестом предложив маршалу оставаться в кресле для гостей, сам встал из-з стола и, сложив руки за спиной, принялся расхаживать по кабинету. Наконец остановился перед Антонеску и закончил встречу словами:
– Думаю, что Гитлер вас поймет и простит.
Антонеску только ухмыльнулся в ответ.
Эта ухмылка окончательно его лишила милостей короля, в которых, как ему представлялось, он уже больше и не нуждался.
Гитлер действительно даже и не думал прощать маршала, потому что ни в чем и не обвинял. Это королю было невдомек, что в погромщиках старого образца немецкий фюрер давно уже не нуждается. В самом деле, сколько евреев можно уничтожить путем погромов? Депортировать всех, конечно, можно, например, в районы развитии до тех пор, пока они их не разовьют, но и это уже вчерашний день.
Маршал Атонеску на встрече с Гитлером взял на себя решение задачи окончательного решения еврейского вопроса в Румынии и на землях, которые она завоюет в процессе освобождения исконных румынских земель. И вот дело затягивается из-за досадного недоразумения с Южной Пальмирой, которая и не думает почетно на благо себе сдаваться, но, напротив, во вред себе упорно сопротивляется, нанося доблестным румынским войскам такие потери, что впору задаться вопросом, а нужна ли Румынии эта война.
В бытность свою командующим армией Николае Чуперка несколько раз проводил расширенные совещания перебежчиков, предателей и других доброжелателей Румынии, сумевших, проявив мужество, смекалку и героизм, бежать из осажденного города и добраться до расположения румынских вооруженных сил с целью оказать им всяческое содействие в захвате Южной Пальмиры. Тут были и некогда заслуженные черносотенцы, беззаветные участники дореволюционных еврейских погромов, и бывшие пламенные большевики, пострадавшие от партийных чисток, и просто добропорядочные обыватели, которых достало большевитское иго вместе с еврейским засильем.
Все они утверждали, что население города, кроме еврейского элемента, с огромным энтузиазмом встретит освобождение города от чекистской власти.
– Но где же ваша подрывная деятельность? – недоуменно спрашивал генерал и не получал ответа.
– Что является духовным стержнем обороны – большевистский фанатизм, русский имперский патриотизм, еврейский национализм? – перечислял он и опять ответа не получал. Зато нередко в процессе обсуждения такого рода вопросов в зале заседания начинались такие распри между участниками этих тайных встреч, что дело доходило до драк.
– Вот видите, что творится, – вытирая окровавленное лицо и пытаясь отдышаться после побоища, порой говорил участник баталии. – Приходите володеть и княжить нами. И прежде всего – верните НЭП.
– Нет! – немедленно возвращался к жизни от этих слов кто-то из раненных бойцов. – Только не это! Хотите мирно править? Тогда послушайте меня, сразу же верните помещичье землевладение.
И это бы продолжалось до бесконечности, если бы всех сразу не примирял еврейский вопрос. С тем, что Южная Пальмира должна быть свободна от евреев, соглашались все.
6.
Старшим политруком Пинхасом Натановичем Свистуном владели мрачные предчувствия. Сталинский режим он уже ненавидел давно, однако душевная драма заключалась в том, что ему уже около года были не милы покойные Ленин и Троцкий.
«Сталин – это Ленин сегодня и Гитлер – завтра», – думал Пинхас Натанович и уже не понимал, как это красноармейцы не волокут его на расстрел. Он знал, почему защищает Южную Пальмиру, но представления не имел, почему ее защищают они. Когда он говорил солдатам обязательные слова про то, что они защищают социалистическое отечество, он сгорал от стыда, и ему хотелось застрелиться. Утешало только одно. Однажды после политинформации к нему подошел сержант Пинчук и вопреки всякой военно-полевой субординации сказал:
– Не дрефь, Пиня, мы тебя тоже насквозь видим.
– Товарищ боец, – не принял фамильярного тона старший политрук, – оставим эти разговоры до полного разгрома данного нам Богом врага.
– Оставим, – согласился боец, – но ты все же не дрефь.
После боев под Тарасовкой положение обороняющихся укрепилось настолько, что командование уверенно начало готовиться к зимней кампании, не сомневаясь в том, что у румын нет ни единого шанса взять город. Чуть не каждый день сержант Пинчук приводил к Пинхасу Натановичу посланцев от мирного населения, явных скрытых врагов советской власти, которые задавали один и тот же вопрос: «Гражданин комиссар, что еще мы можем сделать для обороны города?».