Грааль
Шрифт:
— Хм. А почему именно переболевшие в основном?
Вновь струя дыма над запрокинутой к потолку головой гостя.
— Потому что, у нас там, уважаемый Шкаф, в основном собрались переболевшие и иммунные, которым не нужно ходить друг перед другом в скафах.
— В скафах?
Кивок.
— В скафандрах биологической защиты. А вот те, кто не болел, тем приходится скаф носить, когда они выходят наружу из своего изолированного блока. Ты пойми, у нас там почти лунная или марсианская база. Со всеми вытекающими. Поэтому для непереболевших мы найдем работу здесь, в городе, но к себе не повезём. Так что с помещением?
— Даже не знаю. Вдруг вот так с кондачка, и здрасьте. Ну, разве что могу предложить
Оба усмехнулись.
— Но, в целом, вариант так себе. Просто админздание. Стен нет. Но, чистое. Если хотите крепость — нужно искать. А на первое время пройдёт.
— Добро. Спасибо. Сочтёмся. Кстати, а вверенная тебе пожарная часть не желает к нам присоединиться? Вместе мы могли бы сделать многое.
— Например?
— Ну, как минимум, навести порядок у вас в городе. Спасти уцелевших. Дать людям работу. Накормить детей, стариков и женщин. Прекратить беспредел. Двинуть порядок и цивилизацию дальше, устраняя махновщину и беспредел во всей округе. А там и Москва не за горами.
Терехов откинулся на спинку своего стула и закрыл глаза. Через пару минут спросил:
— А вы кого представляете-то? Вы государственная структура или личная инициатива?
Усмешка.
— Конечно, такой центр не мог быть создан без руководящей и направляющей роли государства. Но, пока, во всяком случае, государство потеряло всякую власть и на местах творится беспредел. Как только государство проявит себя и обозначит своё твёрдое присутствие на местах, мы вольёмся, но пока порядок поддерживать должны мы. Пусть и в инициативном порядке. Разве имеет значение для какой-нибудь маленькой девочки кто именно её спасёт, если он её действительно спасёт? От чудовищ и прочих бармалеев? Если ты сомневаешься в моих словах, то милости просим к нам, сам посмотришь и убедишься, что никого мы там в рабстве не держим, у нас нет концлагерей, что мы все вместе работаем во имя людей и стараемся найти выход из ситуации, в которую попало несчастное человечество. Мы ищем лекарство. Шкаф, я хоть и солдат удачи, но я верен России, не сомневайся. Всю свою жизнь был верен. Хоть где. Я кровь за неё проливал и не раз. И пасть за Россию порву любому…
* * *
ДМИТРИЙ МАРКОВ
ГДЕ-ТО ВОСТОЧНЕЕ МОСКВЫ. САНАТОРИЙ «СОСНОВЫЙ БОР». Вторник. 15 ноября 2025 года. Местное время 12:37.
Мезенцева и полковник Туманов заняли своё место за столом президиума конференц-зала. Несколько минут мы смотрели на то, как наша директриса раскладывает бумаги, о чём-то переговариваясь с Тумановым. Слышно не было, хотя слух у меня стал весьма хорош. Но, ведь и зал рассчитан на триста мест (Зачем его такой строили? На перспективу? Кто знает). Сейчас зал был заполнен чуть больше чем на половину. Кто-то был в рейдах, кто-то по другим делам занят, да и не было нас сейчас триста человек. Итого не было. Не только на базе. Вообще.
Сидящий рядом со мной Деда заметил вполголоса:
— Что-то её явно тревожит. Обычно она так не суетится.
Киваю.
— Есть такое наблюдение. Посмотрим. Послушаем.
— Ладно, нам ли быть в печали, как говорится.
Деда за прошедшие пару месяцев как-то посвежел и очень заметно. Очень. И кожа, и вообще. Про взгляд и уверенность я уж промолчу. Словно в отпуск съездил в свою любимую Карелию. И оттянулся там как следует. С кострами, палатками
Наконец Мезенцева включила микрофон:
— Добрый день, коллеги. Как говорится, важные сообщения из нашей жизни. Первое. Очередной этап исследований, в которых мы с вами ежедневно принимаем участие, подтвердил развитие любопытной мутации, или, если кого-то коробит слово «мутация», феномена. Наш метаболизм продолжает форсировано ускоряться, что отражается на скорости нашего мышления, на скорости принятия решений, на регенерации тканей наших организмов. Мы сейчас мыслим примерно в два-три раза быстрее, чем средний человек, мы живучее среднего человека. Намного. Мы быстрее и выносливее. Результаты экспериментов на тренажёрах и на стадионе показали, что многие из нас без подготовки обгонят на стометровке чемпиона мира по бегу и даже не запыхаются. Конечно, уважаемому Аристарху Ивановичу пока это не под силу, но он тоже явно прогрессирует. Возраст — дело проходящее. Всё дело в том, что наши клетки регенерируются, даря нам эффект омоложения. Так что все мы в итоге окажемся в одном «золотом» возрасте в примерно тридцать пять лет, после чего старение и омолаживание прекратится.
Деда поднял руку.
— Да, Аристарх Иванович, слушаю вас со всем вниманием.
Старик откинул от спинки переднего кресла стойку микрофона и нажал клавишу.
— Ирина Анатольевна, а позвольте полюбопытствовать, как быстро идёт это омоложение? Когда можно ожидать табуны молодых девиц, бегающих за мной?
Все засмеялись, кто-то даже зааплодировал. Мезенцева улыбнулась:
— Пока точно сказать не можем, но, в вашем случае, как я думаю, понадобится лет десять, на протяжении которых вы будете постепенно молодеть.
Деда деланно-разочарованно крякнул:
— А я уж размечтался…
Директриса оценила шутку, но вернулась к основному сообщению.
— В любом случае, коллеги, через год-другой убить нас будет крайне непросто, разве что прямым попаданием в мозг или в сердце…
— Или осиновым колом, — буркнул Деда, который забыл выключить микрофон.
Зал покатился со смеху.
— Простите ради Бога.
Старый генерал, крякнув от досады, нажал клавишу отбоя. А затем добавил исключительно для меня:
— Как бы нам не пришлось горько плакать года через два с такими новостями.
Удивлённо на него смотрю.
— Чойта? Пока ничего нового она не сказала, лишь подтвердила, что процесс перестройки организма идёт. Что тебя так взволновало?
Тот лишь хмуро покачал головой.
— Я не знаю. Я не знаю, во что мы все превратимся через эти самые два года и до каких пределов изменит наши тела эта мутация. Останемся ли мы людьми? Вот вопрос из вопросов. А то превратимся в каких-то киношных вампиров и будем пить кровь младенцев и девственниц по ночам. Кстати о девственницах. Тут народ во многом детородного возраста и разных полов. Слышал ли ты хотя бы об одном случае беременности? Пусть не здесь, а вообще, среди переболевших?
Пожимаю плечами.
— Нет, не слышал. Как-то не следил.
— А я следил и даже поднимал статистику центра. Таких случаев нет. Ни одного. А в корпусе, где живут сейчас незаражённые, и в корпусе, где живут иммунные, таких случаев уже четыре, хотя их тут меньше, чем нас. Тебя не настораживает?
— Не знаю. Не думал. Да и статистики маловато. И времени прошло слишком мало для анализа и выводов. Но, вероятно, нужно присмотреться.
Кивок.
— Присмотрись, внучок, присмотрись, пока полковник медицинской службы Мезенцева нам в уши елей заливает.