Грач - птица весенняя
Шрифт:
Он подошел вразвалку, неторопливо, потыкал пальцем:
— Усовершенствовано. Таких еще не приходилось видеть. Сами придумали?
Ирина брезгливо отерла руку: у сгиба — синяк от наглых жандармских пальцев. Она подтвердила очень хладнокровно:
— Сама, конечно.
Ротмистр покивал одобрительно:
— Вам бы инженером быть.
Ирина подтвердила:
— Буду.
Ротмистр захохотал, запрокинул голову, выпятив кадык над разрезом синего воротника.
— Назначение женщины — хозяйство, услуги мужу-с. А к деятельности государственной закон империи, как вам известно, женщин не допускает.
Ирина пожала плечами:
— Так я инженером не при империи буду. Не сейчас, а через несколько лет, когда империя — фью…
Полицейские разбрелись по комнате, как только переступили порог. Гремя связкой отмычек, толстый вахмистр вскрыл ящик стола, выгреб ученические тетрадки, бумагу, письма… Ирина поморщилась: в письмах опасного ничего нет-так, самые обыкновенные, от подруг, от знакомых, а все-таки противно, что будут читать их чужие, поганые глаза охранников.
Из-под матраца вытащили несколько номеров «Искры». Вот они где были! И как она могла забыть, куда засунула?.. С выигрышем стачки, с отъездом Грача совсем замоталась. А Грач особенно предупреждал: непременно «почиститься» — всю нелегальщину убрать; если не аресты, то обыски обязательно будут.
Ротмистр медлительным, размеренным движением пальцев подсчитывал номера «Искры». Подсчитал, скривил улыбкой сухие губы:
— Типография… Склад искровской литературы… Пропаганда под видом воскресной школы… Вы ведь, кроме этой школы, еще и воскресной ведали, сударыня?.. И в школе вашей — хоть там и не бывал, а знаю — не о величии царского дома Романовых рассказывали… Это все знаете чем, по совокупности, пахнет, милая барышня?.. Каторгой-с.
Ирина не ответила. Очевидно, надо собирать вещи. Спросить, что разрешается брать с собой в тюрьму? Белье, книги?.. Книги, наверное, нет.
Ротмистр сел за стол, вынул из портфеля лист белой бумаги.
«Протокол. Прошино. № 47.
Я, отдельного корпуса жандармов ротмистр…»
Он посмотрел на Ирину: высокая красивая девушка, волосы в две косы, веселая. Положил перо.
— Как же вы так, барышня?.. Такая молодая… И матушка у вас такая симпатичная…
Да. Мать. Почему ее в комнате нет? Не пустили? Тоже арестована?.. Или-сама не пошла?..
Ротмистр опять взял перо. Он писал убористым, мелким почерком протокол-что, где и как именно найдено. Охранники стояли молча у стенки. Михальчука не было: сделал свое дело, предал, спрятался. Все-таки он стыдится. Ремесла своего или только ее? В прошлом году он попросил у нее денег: сестра у него была больна. Так искренне просил, даже плакал. Очень было трудно — ведь и у самой заработка не хватает на двоих. Все-таки дала. А он…
Ротмистр приостановил писание, вытащил из кармана бумажник, из бумажника фотографическую карточку.
— «Искру» вы от этого… Соловья-разбойника изволили получить?
Грач. С чемоданами, в мягкой шляпе, улыбающийся, стройный. Моментальная карточка. До чего удачно снят!
Чуть не улыбнулась этой мысли. Но ротмистр слишком пристально и зорко смотрел: ни губы, ни глаза не дрогнули.
— Не знаю, кто это.
Ротмистр не спускал по-прежнему глаз:
— Вы не запирайтесь; он арестован нами здесь же, в поселке. Не может быть, чтобы вы не были в контакте… Я ведь не зря спрашиваю, а для вашей пользы. Такой закоренелый преступник, как этот господин, легко мог запутать вас, неопытную, юную… сбить… Мы же это всё принимаем во внимание… Откровенное признание способно облегчить — и даже в огромной мере и степени облегчить! вашу участь.
— Заботьтесь о своей участи, а не о моей, — резко бросила через плечо, отворачиваясь от жандарма, Ирина. — Ведь плохо придется в конечном счете вам, а не мне… Собирать вещи?
Она подошла к зеркалу, взяла с подзеркальника шапочку. За стеной — прямо перед ней, словно стояла тут же, за зеркалом — тихо и надрывно заплакала мать. Ирина болезненно сжалась, брови сдвинулись, задрожали губы. Она стукнула в стену:
— Мамуся, не надо, родная… До свиданья.
Глава XV
ШЕФ ЖАНДАРМОВ
Барабанщики первой шеренги оркестра, шагавшего в голове батальонной колонны лейб-гвардии Семеновского полка, поравнялись с темным, угрюмым зданием министерства внутренних дел. Находится ли в данный момент господин министр, шеф жандармского корпуса, в служебном своем кабинете или отсутствует- все равно: проходящая воинская часть обязана воздать должный почет местопребыванию его высокопревосходительства. Капельмейстер повернулся на полном ходу налево кругом, продолжая идти задом, взнес руку в белой перчатке, махнул, и по морозному воздуху грянул всей медью огромных высеребренных труб и трескучих тарелок пышный, тщеславный и наглый Семеновский марш. Серые шеренги солдат подтянулись, выравнивая штыки, четче печатая шаг.
— Левой, левой! Ать, два…
Министр-шеф за огромным резного дуба столом досадливо поднял голову от лежавшей перед ним печатанной на тонкой бумаге страницы. Грянувший под окнами марш-несвоевременный и неуместный-перебил мысль. А мысль была, несомненно, «важная, государственная»- какая еще может быть у министра мысль! И оттого, что мысль перебилась, пропала, она казалась ему особенно важной, быть может, даже решающей для судеб царя и отечества.
Стоявший около кресла жандармский генерал, перехватив на лету досадливое движение своего шефа, мгновенно насупился тоже и укоризненно оглянулся на прикрытые портьерами окна, за которыми надрывались усердием заглушавшие его доклад трубы. Министр заметил жест и шевельнул одобрительно бровью: подчиненный в присутствии старшего должен быть именно его отражением. Как в зеркале: полный повтор — и в то же время ничто, видимость.
Левой, левой! Ать, два…
Шеренги прошли. Оркестр замолк: в отдалении слышался глухой уходящий лай барабанов. Но мысль не вернулась. Министр сказал отрывисто и хмуро:
— Потрудитесь продолжать… Стало быть, эти господа съезжаются на конференцию в Киев?
Генеральские шпоры поспешно щелкнули в такт почтительному и покорному наклону головы.
— Так точно, ваше высокопревосходительство. Согласно агентурным данным, киевский адвокат Крохмаль, в социал-демократических партийных кругах носящий кличку Красавец…
Министр поднял голову:
— По кличке только, или и в самом деле… красавец?
Он напружил дряблые плечи и выпятил губу, показывая, каким должен быть красивый мужчина. Генерал поспешно кивнул, на этот раз не без игривости:
— По карточке судя (он еще не арестован), действительно недурен. Означенный Крохмаль — разрешите доложить — совершал объезд, в частности приезжал в Москву для переговоров об организации конференции…
— Какие переговоры?
Генерал слегка развел руками: