Град разбитых надежд
Шрифт:
Джоэл, съежившись на вершине стены, как одна из горгулий, украшавших фасад Айгрежи, подал руку Ли. Напарнику не требовались никакие инъекции, чтобы стремительно взбежать наверх, цепляясь за едва различимые уступы.
— Как нога? — спросил Ли, когда они спрыгнули вниз на мягкую траву. Джоэл все еще ощущал в груди горение незримой субстанции, обостренный слух улавливал малейшие шорохи. Убили его! Убили в госпитале и воскресили в новом теле. Возможно, совсем чужом.
— Да отлично все. Напоминает, как я детстве по чужим дворам яблоки и вишни обдирал, — старательно
— Не могу представить тебя за таким занятием.
«Да уж, я тоже не мог представить, что мне придется снова по чужим огородам и садам шататься. Хватило и того пути с Батлером», — подумал Джоэл. События раннего утра под согревающими лучами солнца представали нереальным кошмаром, как тот, в котором терзался в когтях Змея обессиленный Ворон. Но в Квартале Торговцев ждал ответов Батлер, ждала спасения Ида. В Квартале Ткачей вился дым над пекарней, где Джолин велела раскопать в имении Ленцев правду. И двое охотников лезли через забор, как мальчишки, не догадываясь, с чем столкнутся.
Особняк примыкал к стене Квартала Богачей. Вторая ограда, обозначавшая владения Ленцев, проржавела и завалилась, укутанная вьюнками и сорняками. Кожу холодила прохлада запущенного сада, в котором природа взяла свое за семь долгих лет. Никто не трогал владения секты, никто не застраивал их, не засеивал поросший бурьяном двор, вопреки вынужденной традиции Вермело использовать каждый клочок земли для огородов или садов.
Особняк замер гигантской грязной каплей, повисшей на высохшей тростинке вне событий и приказов, отраженный и скрепленный своим последним днем. Днем пожара. Темное запретное место тревожно дремало посреди самого благополучного квартала. Впрочем, как и полагал Ли, никто его не охранял, никто не возводил новых стен за витой чугунной оградой. Боялись не того, что уничтожили внутри, — того, что вырвалось наружу, в город, как осколки взрыва.
— Значит, вот он какой… — пробормотал Ли, когда они проникли в сад, вытряхивая из волос насекомых и остатки сухой листвы, застрявшей в паутине, которой, словно жутковатым кружевом, оплетались разросшиеся кусты небольшого парка, где когда-то прочерченные дорожки обозначали пути между раскидистыми буками и тисами.
Сам особняк щерился обугленными стенами. Сгорели оба крыла, одна из башен и центральная часть. Кто-то здорово постарался, организуя поджог. Но кто? В архивах не сохранилось никаких данных, и Джоэл полагал, что этого не знает даже сама Цитадель.
— Ну что, войдем? — предложил Ли, когда они достигли выбитого окна. Изнутри доносился влажный запах мхов, на прогнивших стропилах сложившейся внутрь дома крыши зеленели лишайники и белели колонии грибов.
— Войдем, — кивнул Джоэл, вспрыгивая на высокий подоконник.
— Как ты лихо, — подивился Ли, ныряя следом. И они ступили на каменный пол помещения, которое раньше служило бальным залом. Перешли на другую сторону запретной территории.
Избитые пламенем и влагой камни крошились под ногами, недовольно расползались черными точками потревоженные муравьи, прочно обосновавшиеся в трещинах. Некогда прекрасная балюстрада мраморных колонн лежала в руинах, приходилось то огибать куски провалившейся крыши, то нырять под неустойчивые завалы, образовывавшие настоящий лабиринт внутри и без того запутанной системы комнат.
Но несмотря на чудовищные изменения, Джоэл отчетливо узнал бальный зал, тот самый, в котором он танцевал с Джолин во сне, в вещем видении. Он помнил красное платье возлюбленной, помнил и кровь, сочившуюся от трона. Но вряд ли она когда-либо восседала на возвышении, которое и ныне угадывалось среди развороченной истлевшей роскоши.
— Здесь секта наверняка проводила собрания высокопоставленных членов, а на троне сидел Ленц, — заключил Ли, осматривая обломки и переворачивая каблуком сапога мелкие булыжники.
Джоэл молча осматривался, впитывая молчаливое зло обезлюдевшего места. Оно иссякло как опасность, как действие. Но не как дух. Раскаленные клещи этого дома больше никого не принимали в свои гибельные объятья, никто больше не кричал в подвалах и запертых комнатах. Но каждый шаг пронизывал холодом.
В арестованной памяти царил этот особняк, в перемолотых вощинах улья запрещенных действий и времен. В сколотых взглядах немых жертв, глядящих сквозь обломки костей, истолченных золой. Дом без крыши, без имени, дом, лишенный прошлого, без привидений, но приведенный в движение шагами нежданных гостей, дерзновенных визитеров чуждой воли.
— Проклятье! — нарушил гулкую тишину Ли, когда случайно раздавил сгоревший человеческий череп. Челюсть отпала и рассыпалась осколками, из деформированной глазницы выполз зеленовато-черный жук, стремительно скрывшийся в прорехе скособоченной двустворчатой двери, по краю которой вился едва угадывающийся узор старинной позолоты. На постаментах или возле них кое-где еще покоились перевернутые и расколотые вазы. Осколки фарфора хрустели под подошвами вместе с человеческими останками, смешиваясь в единую сизую пыль.
Охотники скитались по пустым коридорами, как по древнему кладбищу. Похоже, после пожара даже чистильщиков не пустили в это место. Или все боялись лишний раз тревожить закрытое поместье.
— А вот и «изнанка» дома, — выдохнул отчего-то шепотом Джоэл, когда они достигли двери в подвал. Один из шкафов в испепеленной яростью огня библиотеке оказался отворен, а за ним вниз устремлялась винтовая лестница, широкая, каменная. Но Ли все равно предостерег:
— Осторожно, Джо, а если обвалится?
— Не обвалится.
— А если закроется?
— Механизм сломан, — махнул рукой Джоэл на торчащие из стены проржавевшие шестерни. — Похоже, отсюда кто-то пытался выпустить жертв, которых держали внизу. Полагаю, внизу и устраивались оргии. И пытки. Наверху, как ты видел, все было красиво-прилично.
— Омерзительно представить, что кто-то сидел за длинным обеденным столом, пока другие внизу умоляли освободить их, — философски заметил Ли, точно узрев в страшной миниатюре картину всего их перевернутого общества. — Пока на них ставили клейма, как на скоте.