Град разбитых надежд
Шрифт:
— И что же?
У Джоэла перехватывало дыхание, он потянулся к глиняному кувшину, но в нем уже не оказалось влаги. Тогда он продолжил, сжимая в дрожащей руке хрупкий сосуд:
— Женщина кидалась мне в ноги. Плакала, благодарила. Я даже помню: «Спасибо, добрый господин, спасибо!». И вот все это «спасибо» и «спасибо». А я ей ответил: «Какое спасибо… Я — охотник». Будто бранное слово выплюнул. И как ее лицо сразу изменилось, как она закричала: «Нет! Пожалуйста, не тащите меня в психушку! Я не стану сомном! Честно, не стану». Все повторяла, что не станет, а я схватил ее за локоть и вел с вывернутой рукой в Цитадель, чтобы не сбежала. Вот какой хороший и исполнительный охотник! Сказал ей: «там разберутся». Да, и они разобрались, так разобрались, что она через дня превратилась и ее передали палачам. Лучше бы я ее сразу убил. Хороший ли я, старик? Вот после этого!
Джоэл судорожно выдохнул и оперся о каменный алтарь. Лицо безымянной несчастной женщины с Рыбной Улицы расплывалось и таяло в водовороте памяти, а на месте жертвы возникала Джолин, его белокурая красавица с ослепительно-синими глазами. И она твердила голосом убитой женщины: «Я не стану сомном! Честно, не стану!». Что еще за детское «честно»? Но разве выбирают слова на грани смерти и отчаяния? Джоэл вздрогнул от голоса Гарфа:
— Ты сам знаешь, что не мог спасти ее от превращения.
— А если бы мог? — прорычал он. — Если я всех мог спасти, кого сдавал в психушку? По уставу, чтоб его!
— Не мог. Ведь это Змей ведает превращениями.
— Да, Змей. И те, кто проводит допросы. — Голос дрожал. — Я видел, как в трущобах людей пытками довели до обращения. Скажешь, нет?
— Иногда люди сами взращивают свои кошмары.
— А иногда им в этом «помогают». Послушай же дальше, какой я «хороший».
Джоэл вновь внутренне содрогнулся при мысли, что готовится поведать теперь. Но он чувствовал, что именно теперь и именно здесь обязан рассказать все.
— Это случилось два года назад.
Да, два года, уже в то время, когда он счастливо помирился с Ли, но напарник какое-то время восстанавливался после памятного ранения. Джоэл недолго работал один, бродил по пустынным улицам, озаренным тревожным сиянием Алого Глаза.
Тогда он расследовал дело странной цепочки превращений в сомнов. По городу ходил слух о маньяке, который вынуждает людей перекинуться в чудовище. Джоэл лично уничтожил несколько монстров: каждый напоминал склизкий шевелящийся ком гигантских червей и вывернутых внутренностей. А когда они возвращались в изначальный облик, оказывались изувеченной женщиной, обычно в хорошей одежде, из небедных кварталов.
Городская верхушка, отгороженная дополнительной стеной от остального мира, встрепенулась и испугалась. Джоэлу это дело поручил лично Уман, как и теперь. Джоэл изучил карту и вышел на логово преступника, но не застал там маньяка. Зато по чистой случайности выследил его в Квартале Ткачей через несколько дней.
— Проклятый квартал, не иначе. Ткачи — пауки, плетущие нить человеческих жизней… — монотонно рассказывал Джоэл в слабом мерцании свечей. — Я вошел в дом, услышав слабый крик. Без стимуляторов не услышал бы. Приличный дом, а там…
Он не хотел вспоминать, но теперь словно сам вонзал в свое сердце нож и поворачивал-поворачивал клинок, не зная, зачем. Но чувствовал — так надо. Надо вспомнить все из прошлого, чтобы объяснить себе в настоящем, как дальше жить, ради чего сражаться. Три года назад он уже не желал никому смерти, но не всегда успевал спасти невинные жизни.
В сумрачном доме царствовала разруха: изрезанные обои, сбитые со стен картины, переломанная мебель, перебитая посуда — все страшные свидетельства опустошения и непродолжительной борьбы. Странно, что соседи не заметили, потому что все предметы успели покрыться слоем пыли. На столе заплесневел обильный сытный ужин, над ним кружили многочисленные мухи. Джоэл помнил звон прозрачных крыльев и зеленые «соцветия» на хлебе. Эта же тлетворная зелень, казалось, пропитывала воздух, вползала в легкие.
Он поднялся по лестнице, заметил полоску тусклого света под дверью и услышал хриплое жадное дыхание из спальни хозяев. Сперва он решил, что его встретит очередной сомн, но когда открыл дверь, на мгновение остолбенел: посреди комнаты лежал труп мужчины, а рядом с ним на полу боролись и ворочались два живых тела.
Нагая измазанная в крови женщина отчаянно вырывалась от насильника. Она пыталась кричать, но маньяк затыкал ей рот… не кляпом, а трупными червями с тела убитого мужа несчастной. Тварь в облике человека хватала белесых личинок крупными горстями, а они лезли и лезли из вздувшегося мертвеца. Значит, прошло уже немало времени.
— Понимаешь, старик, никто из соседей не догадывался, что творится у них за стеной. Никто. Ведь куда легче замечать мелкие грешки, чем пугающее большое зло. А охотники не имеют права закрывать глаза, но вечно опаздывают, — уже с задумчивой отрешенностью повествовал Джоэл. Он и не помнил, как сел рядом с Гарфом на старый тюфяк возле алтаря. Вероятно, говорили они достаточно долго. Но сознание его блуждало по задворкам темной памяти. Он видел маньяка, видел избитую женщину. И будто наяву сжимал рукоять меча, освобождая его от ножен.
Джоэл среагировал молниеносно, как только маньяк обратил к нему безумные глаза в сетке красных прожилок: взмах меча отсек голову, она отлетела в дальний угол спальни. В судорожно сжатой мертвой руке еще копошились черви.
Так Джоэл уничтожил тварь в облике человека. Но не прекратил распространение зла, не отсек его единым ударом: измученная женщина кинулась в ноги, и в ее глазах отражалось не меньшее безумие, чем у преступника. По щекам ее сочились слезы, смывая разводы крови. Ее стошнило трупными червями, часть из них выглядели полупереваренными.
— Маньяк несколько дней заставлял поглощать личинок вместо еды…
Тогда Джоэл окончательно понял, что влияло на внешний облик сомнов, уничтоженных в ходе расследования. Но какое это уже имело значение? Он только радовался, что Ли всего этого не видит. Он никогда не рассказывал любимому подробности этого дела, ему хватало и своих кошмаров. Да и никому не рассказывал, только сухо описал в отчете Уману. Гарф оказался первым. Многое Джоэл держал в себе, много обескураживающих историй накопилось за годы службы. И только теперь они рвались наружу невозможностью таить все в изрубленном сердце, как будто маска Легендарного Сомна выпустила их на волю.