Град Темных Вод
Шрифт:
Хэйт боролась с кистью: не выходило на холсте то, что она видела в Главе Дома Бестий.
— Она не сумела уйти порталом?
— Отряд нес реликвию, препятствующую открытию врат, а Руаттар пришлось подпустить детей Иттни слишком близко. Ташгаил запретом Дома Бестий никогда не будет отстроен заново, тогда как другие крепости, разрушенные в ту войну, были восстановлены. Второй ушла за грань Шасна, но прежде отправила туда третье войско Илиосанта, не дав ему дойти до крепости Штэсс. Кто нанес ей смертельную рану, мы так и не узнали, в каньоне Семи Звезд не осталось выживших. Вайшэ пала в последнем
Хэйт заслушалась. Только теперь она смогла оценить отсутствие игровых подсказок почти во всем, что касалось Ордена Бестий, которое поначалу злило и сбивало с толку. Целостное повествование, без всяких там: «Вы получили столько-то очков репутации с Орденом Бестий», — после уместно заданного вопроса, или: «Побывайте в каньоне Семи Звезд и отыщите какие-либо свидетельства гибели Бестии по имени Шасна, сложность задания такая-то», — в истории возникновения Дома было немало «закладок» под серьезные квесты. Вместо этого адептка слушала непростую, кровавую и, вместе с тем, грустную историю, погружаясь в рассказ и забывая, что рассказчица — набор алгоритмов, строк кода.
Она снова подняла отложенную кисть.
— Перед уходом в иные сферы Ашшэа создала залы испытаний. Дети из крепости Ташгаил в большинстве своем пожелали присоединиться к Дому, пройдя испытания. Большинство из них были девочками, но и несколько юношей пришло тогда к нам. Шанайя и я обучали их, истязали их, ломали и заново соединяли их волю, тело и разум. И всякий раз к шагу силы приходило гордое дитя, уверенное в исключительности своей. Одного за другим разубеждала я их, давая последний урок. Последний — перед их уходом в большой мир, перед путем осознания. Боль и терпение, данные мною оружие и навыки — этого не хватит, чтобы понять роль Дома Бестий в судьбе Тионэи. Как долго испытуемый будет проходить этот путь, и пройдет ли его — в руках Ашшэа и идущего по пути.
«Вы выпускаете рыбешку из аквариума в океан, говоря ей приплывать обратно, когда та победит всех акул», — без осуждения подумала художница, вдохновенно кладущая мазок за мазком.
Мать Дома Бестий, поведав ей историю Дома, замолкла, замерла в неподвижности, схожая со статуей.
А Хэйт, отдавшись «видению руки», создавала картину, которой не суждено покинуть пределы обители Бестий. Закончив же, бессильно уронила на камни кисть.
Непись встала со своего «трона», обошла мольберт. А потом долго стояла, не говоря ни слова.
На картине было два изображения: сплошь седая Мать Дома, сидящая на каменной скамье, водянистыми глазами глядящая во тьму; напротив нее, за ручьем, черноволосая гибкая девушка с мечом в руке, изогнутая в танце (или схватке?..). Лицо сидящей — безразличное, застывшее, подобно маске. Лицо сражающейся: воодушевление и горесть.
— Ступай, дитя, — после долгого молчаливого созерцания проговорила Глава Дома Бестий, жестом указав направление. — Там ждет тебя Тариша, чтобы попрощаться и открыть портал. Ты не просила награды, за шаг искушения и за это творение. Не стану спрашивать, почему. Я призову тебя, когда придет время. Ступай.
«Потому что ум ужимается, потому и не просила», — устало подумала Хэйт, складывая краски. Мольберт оставила, вместе с картиной; купить новый всегда можно, а ей и правда — пора. Загостилась она тут.
До того, что в какой-то момент перестала думать о том, что происходит за пределами обители.
С Таришей они не прощались. Бестия проводила бывшую уже подопечную до уступа, покачала головой, украшенной шипастым обручем. Широко улыбнулась, открывая портал:
— Встретимся.
— Письмо! — в какой-то раз возмущенно трепетала крыльями фея. — Письмо! Отличное письмо!
— Давай сюда, — смирилась с происходящим адептка. — То, которое отличное.
Старшая жрица храма Ашшэа в Крейнмере отсутствовала, а невзрачная (после Бестий) послушница-дроу, остановленная Хэйт в святилище, знала лишь то, что «начальства» не будет еще день: из-за вестей о демонских отродьях, проникших-таки на Тионэю, высшее жречество разных религий собралось где-то на территории орков. Каштэри тоже отбыла.
Откуда-то из-под лепестков, составлявших наряд личной посланницы, хрупкой, почти что прозрачной ручонкой была извлечена коса. Высотою в две феи, не меньше. Играючи обхватив косовище, малявка взмахнула инструментом и рассекла перевязывающую свиток пурпурную ленту (свиток появился на пути лезвия из пятна черничного цвета). Свиток развернулся, падая на ладонь адептки.
— Я не буду спрашивать, откуда она у тебя, — помотала головой Хэйт. — Но — эффектно.
«Укокошу, ушастая! Сдеру с тебя шкуру ленточками и пущу на новый щит. Потом заставлю Монка тебя реснуть, и убью по новой», — гласило «отличное» послание от Маськи.
«Я тоже по тебе соскучилась гномятинка», — умилилась Хэйт. «А Монк не мог проучить воскрешение, рано ему».
— Я в Крейнмере, подхожу к кузнице, убивай, сколько душеньке твоей угодно, — озвучила она ответное послание.
Посланница, явно утилизировавшая свою волшебную палочку, отправку письма оформила своеобразно — стукнув по свитку пяткой косы.
— Знаешь, так и в самом деле значительно круче, — похвалила находчивость феи адептка. — А больше писем не приходило?
Ухмылочка на лице летучей наглости и ворох свитков, посыпавшихся на голову Хэйт, послужили ответом.
— Зар-р-раза! — погрозила кулаком пустоте — феи уже и дух простыл — девушка.
И принялась разгребать корреспонденцию.
— У-ушастая? — неуверенно вопросила гномка, усиленно морщащая лоб. — Барашка? Нет, кавайка. Каравайка! У-и-и!
Хэйт закатила глаза и вздохнула.
— Лучше бы грохнула, право слово. Что еще за «каравайка»?!
— Так вот же! — с восторгом вытянула «перст указующий» в сторону правого узла на голове квартеронки Мася. — Круглый, украшенный и с косичкой — каравай! Так, забей, это потом. Что с тобой стряслось, что ты на связь не выходила столько времени?