Граф Бертран
Шрифт:
Но в это самое мгновение дверь распахнулась и в зал вошел Хэмфри, уже не во сне, вместе с пажом Рупертом. Одежды мальчугана промокли насквозь от дождя; маленький гонец едва стоял на ногах. Одной рукою поддерживая пажа за плечи, управляющий замка подвел Руперта к очагу, подбросил в огонь дров и принес сухой плащ.
– Снимай мокрую одежду, садись и грейся, - велел Хэмфри.
– Я принесу тебе чего-нибудь горячего.
– Он очень злился, - спросил Руперт, - когда я не вернулся до темноты? Я пытался, изо всех сил пытался, но не смог. Что он сказал?
– Ничего,
– С самого утра его никто не видел; день прошел бы куда как мирно, да только никто не знал, где он, и всяк то и дело оглядывался, опасаясь, а не стоит ли граф за спиной. Теперь садись и отдыхай, а я сейчас вернусь.
Хэмфри ушел; маленький паж сбросил сапоги и дорожный камзол. Зубы мальчугана стучали, пальцы онемели от холода. Он завернулся в плащ и свернулся в клубок у пылающих поленьев.
– В замке остался еще один человек, которому ты не задала вопроса, заметил граф Смерти. Смерть поглядела на съежившегося у очага мальчика. Ты возлагаешь надежды на его ответ?
– спросила она.
– Вовсе нет, - ответствовал граф.
– Но ты дала слово спросить всех и каждого. Кроме того, - он улыбнулся краем губ, - это все-таки отсрочка.
Смерть снова уселась в резное кресло и стала ждать; ждал и граф, стараясь продлить последние минуты. А измученный Руперт улегся на пол у огня и уснул.
Голос Смерти звучал нежно и кротко.
– Руперт, подойди
сюда.
– По-прежнему погруженный в сон, Руперт встал и подошел к подножию возвышения.
– Руперт, если бы графу Бертрану суждено было сегодня умереть, огорчило бы тебя это?
Мальчуган уставился на Смерть во все глаза; затем встряхнулся и улыбнулся.
– Да это только сон, - сказал он.
– Ты огорчишься?
– настаивала Смерть.
– Конечно.
– Ты меня удивляешь, - молвила Смерть.
– Он порою жесток к тебе, и неизменно груб, разве не так?
– Вы здесь чужая, - отозвался Руперт, - иначе бы не задавали подобных вопросов. А ежели вы чужая, так, стало быть, не ваше дело, я вам отвечать не обязан.
– Руперт, - проговорила Смерть, и голос ее звучал нежно и ласково, Можешь ли ты привести хоть один довод в пользу того, чтобы сохранить графу жизнь?
– Да хоть дюжину, - уверенно отозвался мальчик.
В голосе Смерти послышались холодные ноты.
– Назови хотя бы один.
Но когда Руперт попытался собраться с мыслями, он не смог придумать убедительного довода; мальчуган знал только, что не хочет смерти графа. Он - мой господин, я горжусь тем, что служу ему, и не желаю, чтобы он умер.
– Это не довод, - молвила Смерть.
– Подумай еще.
Руперт надолго задумался. Он озадаченно нахмурился.
– Должно быть, я не хочу смерти графа потому, что люблю его, - объявил он наконец.
– Ты его любишь?
– удивилась Смерть; голос ее казался холоднее льда.
– Ты любишь господина настолько жестокого?
На этот раз в голосе мальчугана прозвучала твердая уверенность.
– Да, люблю.
– Это неубедительный довод, - возразила Смерть.
– Я его не принимаю. Привязанность слепа и непостоянна, ею легко управлять. Это цветок, что отцветает в одночасье; это мерцающая во тьме свеча, что гаснет от легкого дуновения. Твой довод неубедителен.
Руперт гордо выпрямился. Дерзко глядя в лицо Смерти, - никогда прежде не видел граф подобного выражения на лице пажа, - мальчуган высоко поднял голову, и в голосе его прозвучал вызов.
– Я нахожу, что довод достаточно убедителен, - объявил он.
И Смерть опустила взгляд.
– Это все, - проговорила она.
– Можешь идти.
– И Руперт возвратился к очагу и снова растянулся на полу.
– Я сдержу слово, - сказала Смерть графу, - хотя любовь - слаба; жизнь, что держится на волоске столь тонком, все равно что обречена; а привязанность пажа нужно еще доказать. Но в будущем изволь вести себя иначе. Стоит тебе утратить любовь этого мальчугана, и вместе с нею ты утратишь жизнь. Помни об этом и будь осторожен.
– Ни перед кем не преклоню я колен, моля о жизни. Жизнь из чужих рук мне не нужна, - высокомерно бросил граф Бертран.
– Я тебя предупредила, - отвечала Смерть.
– Отныне я часто стану навещать тебя. А теперь возвращайся в потайную комнату, и на этот раз твои крики услышат.
И снова граф оказался в одиночестве в темноте кельи. Он принялся стучать в стену и звать на помощь; снаружи, в зале, Руперт заворочался во сне и открыл глаза. Мальчугану понадобилось несколько минут, чтобы выяснить, откуда доносятся звуки; когда же Хэмфри возвратился с чашей парного молока, он подумал было, что юный паж утратил рассудок.
– Это граф, - настаивал Руперт.
– Там, за стеною. Это он, я знаю.
Со временем и Хэмфри убедился, что за стеною кто-то есть. И вот наконец-то граф услышал долгожданные удары мотыг и кирок; слуги крушили стену.
Спустя несколько часов отверстие расширилось настолько, чтобы пленник смог выбраться наружу, и граф Бертран снова оказался в зале. Измученный, но не укрощенный, он окинул критическим взглядом шестерых усталых работников, что трудились, не покладая рук, дабы освободить его.
– Могли бы работать и быстрее, - съязвил он.
У двери в зал владелец замка заметил Руперта, и остановил на нем долгий пристальный взгляд: мальчуган уже подумал было, что господину его и впрямь стало известно о затянувшейся отлучке гонца. Но в конце-концов граф спросил только:"Так какой же ответ прислал барон Роберт?"
– Он велел передать вам, милорд, что ежели погода не изменится, то пройдет еще немало дней, прежде чем вам удастся поохотиться на дичь достойнее, чем лягушки и рыбы.
Граф Бертран расхохотался.
В последующие дни граф Бертран ни в чем не изменил своего поведения, и с Рупертом обращался ровно так же, как прежде. Граф убедился, что Смерть сказала правду, пообещав не оставлять его надолго; то и дело доводилось ему различить вдалеке высокую, статную фигуру, или углядеть за углом край пурпурного плаща. А случалось, что Смерть подступала совсем близко, терпеливо дожидаясь, чтобы Руперт возненавидел графа, и непокорный достался бы ей.