Граф Дырокола
Шрифт:
– Ой, а это кто там?
Она вдруг вытянула изящную ручку, направляя указательный пальчик прямёхонько на густую тень замковой стены.
В полумраке стоял человек и смотрел на девушку. Его глаза золотились.
Граф Дырокола прощается с прошлым
Ладка сделала несколько шагов по направлению к замку, но рука брата притормозила её.
– Погоди, Лад, не спеши.
– Но кто это там? И почему не идет?
Каждым человеком в зависимости от ситуации овладевает стремление узнать или увидеть нечто новое, и в том нет ничего необычного,
А вот Михаил Солнцев, напротив, предпочитал вдумываться и просчитывать ходы наперед, прежде чем рваться в бой. Ладка его частенько за это третировала, но не злобно, конечно, всё-таки брат любимый да и единственный.
– Кто это? – Темно-карие глаза сестры едва ли не почернели от снедаемого любопытства.
– Это… знаешь… он там, внизу… мы его нашли…
Слова никак не желали складываться в логичную суть. И снова Гоша, не умея долго ждать, взял инициативу:
– Это вампир. Самый настоящий. Не ходи к нему, Ладка.
– Да брось, Гошка! Какой ещё вампир?
Темные глаза девицы строго посмотрели в синие, Гошкины, затем менее строже – в светло-карие очи брата, а после и на блестящие искорки в тени замка.
– Это прикол такой, да? Ну же, прикол, – допытывалась Ладка у приятелей. Не могла же она и впрямь повестись на это объяснение.
Но ни один мускул на юных лицах не дрогнул, дабы выдать нарождавшийся смех. Да и взгляды, мимолетные, но сосредоточенные, пусть и не остудили Ладкиного любопытства, но принудили стоять на месте.
– Это правда. Я хотел тебе рассказать потом, там, в номере. Но Горан… ему тут не место, – произнёс Миша.
– Нет, Миха, ему тут самое место, – шепотом затараторил Гоша. Отчего-то ему вдруг вообразилось, будто вампир его слышит, пускай их и разделяло больше десятка метров. – Говорю же, пусть остается. Ты ему ничего не должен. Вон, даже руку поранил из-за него.
Последнее, к тому же неуместное, по мнению Миши, высказывание привлекло внимание сестры к оцарапанной ладони. Она тут же потянулась и поднесла к лицу руку брата, чтобы лучше разглядеть, выражение лица у девушки сразу обрело знакомый покровительственный тон.
– Где это ты умудрился? Нельзя тебя одного оставить. Нужно срочно обработать, пока не загноилось.
– Да нормально всё, – в раздражении вырвался Михаил, одновременно посылая Гоше до того красноречивый взгляд «благодарности», что товарищ тут же стушевался. – Уже засохло.
– Как зовут его? – спросила сестрица, вновь обратив взгляд на густую тень у стены.
– Горан.
– Эй, Горан! Идите к нам! – прокричала Млада. – Он понимает по-нашему? А то я не знаю местного языка.
– Понимает даже лучше, чем ты можешь себе представить, – неохотно отозвался Гоша, всё ещё испытывая чувство неловкости перед другом. – Вот только он не может к нам выйти, потому что солнышко ещё не село. Едва не обуглился. Так от него дым повалил!
– Не переносит солнечного света? – переспросила
Человек в тени не отвечал.
– Блин! Да не зови ты его, Ладка! – Гоша дернул рукав Ладкиной куртки. – Не зови лихо. Миха, да очнись ты, скажи сестре! Валить нам надо, пока не поздно.
А Миша Солнцев впал в какое-то забытье. Нет, не в гипноз или прострацию. Именно в забытье. Он видел и слышал всё, как во сне. В голове его звучал голос человека с золотистыми глазами. И голос тот не угрожал и не требовал, а рассказывал о себе. Это даже не разговор был, а образы с комментариями. Но вот его затрясло, и до слуха раскатом эха донесся отрывок знакомого голоса. Говорил Гошка.
– … пока не поздно!
Но солнце целиком ушло за зубчатый горный горизонт, свет напоследок вспыхнул розой с охрой и серая пелена пала на всю округу. Что и говорить, тени, что густели до сей поры, взбухнув, растеклись, щедро делясь тайниками ночи.
Теперь ничто не мешало нынешнему владельцу замка свободно идти в любом направлении. Однако ж, Горан медлил.
Разумеется, он не боялся. Но замок – это всё, что оставалось у него от прошлого, от семьи, от брата. Уйди он теперь и ничего не останется. Тоска овладела его существом и чем-то ещё, чего он распознать пока не мог, но чья тяжесть давила на сердце.
Он слышал все три голоса. Превосходный слух вампира доносил в целостности даже шёпот: любопытство юной девы, сомнения и ответственность за всех и вся юноши, чья кровь пробудила Горана из векового забвения, страх третьего юнца. Горану и хотелось идти к этой странной троице и не желалось в один и тот же миг. Всё чуждо отныне ему. Мир, люди, время. По иронии судьбы он превратился в чужака. Ему не нужно было делать обход по замку – острый взгляд сразу пронзал каменные стены насквозь, – чтобы признать ещё одну горечь: дом превратился в руины. Жить в развалине – так себе перспектива.
– Горан, – позвал его голос.
Не девичий. На этот раз его окрикнул Михаил.
Вампир нерешительно шагнул вперед. Острое зрение не всегда хорошо; пусть кругом царили быстро сгущавшиеся сумерки, а человеческому взору доступно было немногое, но Горан превосходно видел. И разглядел достаточно хорошо свой внешний вид, придя в крайнее смущение. Ещё бы, перед ним всего в нескольких шагах находилась пусть и слишком юная, но дама. А на графе вместо красивого и приличествующего случаю платья болтались серые лохмотья – остатки былой роскоши. Не мог Горан предстать в таком виде, не смел.
– Почему он не идет? – обратилась к брату Ладка.
– Понятия не имею, – угрюмо ответил тот, добавив иронично, с целью разрядить, подобно сгущавшейся тьме, атмосферу. – Наверное, тебя испугался. Вон ты какая, настырная.
– Неправда, я не такая.
– Такая, такая.
Горан слушал эту нелепую перепалку, различая все оттенки речи. Шутливый тон юноши и с готовностью поддающееся дразнилке упрямство девушки многое ему сказали, а заодно напомнили о том, что хотелось бы забыть. Или нет? Как наяву встала картина: мальчик и девочка дразнятся, спорят, но никогда до оскорблений. Так бывает меж братом и сестрой.