Граф Суворов. Том 11
Шрифт:
— Там меньше десяти тысяч жителей. — улыбнулся я. — Нас на судах почти пять тысяч. Кроме того, среди нас двести одаренных, четверо — шестого ранга.
— Четверо? — удивленно посмотрел на меня князь Оренбургский. — Прошу прощения, но… я, адъютант его сиятельства князя Долгорукого, барон Юрий Курский… кто еще двое.
— Вы забыли о моей наставнице. — улыбнулась Инга. — Дарья Олеговна так же шестого ранга, а кроме того — мой дражайший супруг сам недавно повысил ранг.
— В шестнадцать лет? — удивлению князя не было предела, так что я просто сформировал в руке резонансный меч и зажег клинок. —
— Наши поздравления. — захлопав в ладоши сказал Кирилл, и к нему присоединились остальные.
— Спасибо, спасибо господа и дамы, не стоит на этом так акцентироваться. — сказал я, чуть смущенно.
— Ну что вы, скромность, конечно, украшает, но таким не просто можно, а нужно гордится. — восхищенно проговорил князь Оренбургский. — Невероятно.
— Шестой ранг. — с плохо скрываемой завистью и обидой проговорил Михаил, покачав головой. — Мне такого никогда не достичь.
— Вообще-то, это новость пока недоступна широкой общественности, и даже высшему свету. — улыбнувшись проговорил я. — Но патриарх Филарет решил основать орден святого Александра Невского. В котором будут практиковать новый подход к освоению резонанса. Так что не гарантирую что вступившим в него будет легко, но покуда я его возглавляю, поднять один-два ранга сможет каждый кто будет прилежно заниматься.
— Православный орден? Его святейшество действительно пошел на такое? — проговорил Дмитрий, и покачал головой. — В удивительные времена мы живем.
— Могу ли я вступить в этот орден? — спросил Михаил.
— Конечно, но прежде посоветуйтесь со своим родителем. — предупредил я. — Всё же вы пока княжич, а его политические цели могут войти в противоречие с целями ордена. Не самая приятная ситуация.
— А я, могу? — спросил, чуть вздернув нос и ступив вперед Али-Саид. — Мне разрешение отца не нужно, я старший и готов принять ответственность за свои дела.
— Конечно, ваше сиятельство. — кивнул я. — Если таково ваше желание — вы сможете вступить в орден, однако вам придется подчиняться его магистру как господину.
— Что изменится? — усмехнулся Али. — Вы мой государь и господин, это факт.
— Пока я не государь. — напомнил я. — И стану им не раньше, чем через несколько лет. За это время и внешняя и внутренняя политическая обстановка может измениться, а орден — это не союз и не формальное объединение, выйти из него добровольно нельзя.
— Я готов, и не отступлюсь! — твердо сказал юноша, и мне пришлось сдаться под его напором. Не так я планировал первое пополнение новой структуры, но спустя всего пару часов, на верхней палубе Черепахи, под поставленным мною защитном куполом, почти две сотни человек приносили клятву верности новому христианскому ордену и мне, его магистру.
Никто из первой сотни и кандидатов, прибывших с Гневом, не отказался, а кроме того, в орден вступила большая часть офицерского состава всей флотилии. Были даже не одаренные, хотя им объяснили ответственность, которая могла оказаться непосильной. Всё же, как я и сказал, орден — закрытая структура.
Сразу после этого пришлось налаживать расписание тренировок, ответственных за вводный курс и многое другое, что было совершенно не связано с нашей основной миссией, но жизненно необходимо для моего дальнейшего развития. Мне нужны были верные люди, контролирующие собственное тело и вместилище души.
За внезапно навалившимися хлопотами я не заметил, как мы обогнули Тунгусскую зону с севера и пошли на юг, к обитаемым землям. Я с огромным трудом мог вспомнить что находилось здесь в моем прежнем мире, но история северных земель Российской империи после появления зоны диссонанса была незавидна.
Как верно заметила Инга, реки текли через весь континент, с юга на север, и многие из них несли отравленные, искаженные воды к Ледовитому океану. Тот же Енисей и Ангара крупнейшие в Российской империи водоносные реки, стали не живительными артериями, а удушающими миазмами на теле страны. Жить на их берегах было сложно, а местами и просто — невозможно.
Многие города, основанные еще в семнадцатом веке, потерпели стремительный крах. Крупные, вроде Красноярска и Братска, откуда власти сумели начать переселение западнее и южнее, и мелкие, вроде Туры и Мирюги, которых никто не считал и спасать или не смогли или не посчитали нужным.
Другие, что могли бы появиться на месте старых поселений или месторождениях, оказались забыты из-за опасности диссонанса. Живет ли сейчас кто-то внутри Тунгусской зоны, никто толком не знал, да и зачем туда соваться? У большинства не было никакого желания рисковать жизнью. То, что мы везли целую геологическую партию убежденных психов-исследователей, было лишь исключением, подтверждающим правила. Ведь все ученые должны быть немножко безумцами, чтобы искать то, чего еще нет.
— До Вилюйска двести пятьдесят километров. — напомнил Василий, вырывая меня из раздумий. Вахта смениться не успела, так что я скучал в капитанском кресле Черепахи. — Разрешите высылать передовой отряд?
— Да. Начнем потихоньку. — кивнул я, собираясь. — Граф Верхотурский, ваш выход. Постарайтесь не вступать в драку если обнаружите силы противника.
— Вас понял, ваше высочество. — бодро ответил Кирилл, и переключился на внутреннюю связь, которую я слышал на втором канали. — Викинги, готовимся к вылету.
Фрегат Верхотурье, с корветом ДРЛО Внимательный, и пятью катерами поддержки, взмыл в небеса с палубы Черепахи. Авианосец чуть качнуло, когда суда ушли из трюма, но массивное судно почти сразу выправилось. Следом выше в небеса взмыл усовершенствованный Максимом зонд дальней связи, на котором теперь были и камеры, исправление прошлых ошибок. Теперь же нам оставалось только ждать.
Мостик фрегата Верхотурье.
— Скорость триста, направление сто семьдесят, семь. — отчитался адъютант, когда Кирилл вопросительно на него посмотрел. После мостика Черепахи, флагмана экспедиционного флота, Верхотурье казался маленьким и тесным, но не душащим, как могло бы многим показаться, а наоборот — уютным и родным.
Кирилл провел на кораблях этого класса большую часть жизни, выслужившись с юнги до капитана. Конечно, не малое значение имели связи отца, но для мелкопоместного дворянина его карьера казалась просто головокружительной. Особенно последнее назначение, которое он получил после смерти всего семейства Плещовых.