Граф Суворов. Том 11
Шрифт:
— Первейшим были душевные расстройства, на которые мало кто обращал внимания. Агрессия, плохой сон, приступы паранойи и галлюцинации. — пояснил Иван Яковлевич. — Тогда это списывали на потерю дома и суеверия, веру в примитивный шаманизм и духов, до сих пор распространенную в нашей местности. И только позже, со второй волной, началось настоящее беспокойство.
— Странно, обычно говорят только об одной волне. — чуть нахмурившись проговорила Мальвина.
— Ну что вы, госпожа, их насчитывают как минимум пять. — с улыбкой ответил барон. — А на самом деле они постоянно происходят. Каждые полгода-год.
— Прошу прощения что сбили вас с мысли. — сказал я, заметив, что барон задумался. — Вы говорили о второй волне.
— Ах да, вторая волна… она пришла спустя пару месяцев и в основном шла с мелких поселков и городищ что располагались ближе к центру зоны. Фото… скажем так они сохранились и в моей коллекции есть, но это не то, что нужно видеть дамам. — покачав головой сказал барон. — Даже если они закалены в боях и крепки рассудком.
— Вряд ли вы можете показать нам что-то, чего мы еще не видели. — с чувством собственного превосходства сказала Мария. — И уж тем более то что может нас напугать.
— Напугать — нет. Вызвать отвращение — вполне возможно. — вновь покачал головой Иван Яковлевич. — Даже учитывая, что выжили далеко не все беглецы, до нас сумели добраться люди с разными изъянами. Тунгусская зона забирала не самых слабых, и даже не самых больных — она забирала везучих. А невезучих коверкала, словно малолетний ребенок, которому в руки попала фигура из скульптурной глины.
— Люди с расслаивающейся, слезающей словно у змей во время линьки кожей. С костями, что раздваиваются или начинают, расти в ширь. Карлики и гиганты, которые еще несколько месяцев назад были нормального роста. — перечислял барон. — Всё это было с людьми не впервой, можно было бы списать на какую-то болезнь. Но вот другие…
— Продолжайте. — попросил я, когда барон вновь замолчал отпив чай.
— Как я и сказал, это не самое приятное что можно себе представить… но, если настаиваете. — Иван Яковлевич картинно вздохнул. — Наши предки вели хорошую документацию, делали фото и записи, так что до нас события тех дней дошли почти без искажений, в отличие от жителей бывшей зоны, прошу прощения за неудачный каламбур.
— Твари… потерявшие разум, но не инстинкты. Существа с четырьмя руками или тремя ногами. С вывернутыми в другую сторону коленями и выросшими крыльями летучих мышей. С щупальцами и многим-многим другим. — поморщившись пояснил барон. — Они пришли в город с юга и запада. Некоторые пытались общаться, но были столь ужасны что люди просто не могли этого вынести. Другие сразу начали нападать.
— Почти два года граждане Вилюйска самоотверженно сражались на передовой. Иногда случалось такое, что заканчивались пули, и они переходили на самострелы. И когда вроде всё успокоилось и бывшие когда-то людьми закончились, настало время зверей. — барон сделал драматическую паузу, а затем достал из верхнего ящика стола любовно обшитый кожей альбом. — Звери, я и сам сталкивался с ними, у меня есть даже несколько трофеев. Но сейчас это скорее обязанность, тогда же было подвигом!
— Что может быть героического в победе над зверьем, когда у вас есть бетонные дома и ружья? — с сомнением спросила Мария.
— О, если это обычный медведь, то конечно
— Как могло появится что-то подобное в зоне? — спросил я.
— Это нужно уточнять у наших ученых. — пожал плечами барон. — Говорят, что девять из десяти рожденных в диссонансе тварей умирает в первые дни. Еще девять из оставшихся — в течении пары недель. А вот те что выжил… — он протянул мне альбом с фотографиями, которые я не без интереса начал рассматривать и показывать супругам. А посмотреть там действительно было на что.
На первом же фото оказался изображен тот самый медведь, о котором говорил барон. Правда от медведя в этой твари мало что осталось. Даже морда, без характерного перехода к носу — треугольная, словно у акулы, и покрытая со всех сторон толстой броней. Для наших пушек, конечно, ерунда, но деревянные стрелы подобное не возьмут.
Дальше шло нечто, что я в начале принял за куст, такими большими и разветвленными оказались колючки на этом еже. Лап тоже был перебор, как и глаз. Я только с одной стороны насчитал четыре. Из пасти этого «ёжика» торчали длинные клыки, явно говорящие что «оно плотоядное».
Следующее… наверное это был когда-то тигр, хотя может просто рысь или даже сибирский кот. В любом случае у этой твари словно у сказочной мантикоры были в наличии и крылья и даже покрытый шипами хвост. И судя по подписи к фото она вполне умела летать. Правда не далеко и не долго, пристрелили её все же на земле.
И так далее, и тому подобное. Фото, одно другого страшнее и удивительней, казались иллюстрациями к мифическим персонажам древности и одновременно к жутким мутантам который получаются лишь у фантастов. Диссонанс во всю поиздевался над бедными существами, не дав им даже шанса на нормальную жизнь.
— Звери были третьей волной? — уточнил я, пролистав альбом и передав его супругам.
— Совершенно верно, правда центральная власть именно их предпочитает называть волной, а о первых двух старается не вспоминать. — ответил Иван Яковлевич. — Из-за тех событий население города сократилось почти втрое, стояло под вопросом само его существование. Однако в тридцатых годах император Николай решил отвоевать русскую землю у зоны. В город вошли войска с броневиками и танками оставшимися после первой мировой. Еще позже, после двух неудачных экспедиций, нам поставили даже корвет, для обороны рубежей. Но это было больше пятидесяти лет назад.
— Значит вы, как пограничный город, защищаете всю Сибирь от заразы зоны? — уточнил я.
— Ну что вы, не всю, конечно. Блокируем, когда можем. Реку зачищаем, от всякого. — неопределенно проговорил барон. — Раз или два в году, обычно по осени, из зоны идет новая волна — народившихся за лето тварей. Каждый раз — что-то новенькое. Один мой знакомый называет это «свихнувшейся эволюцией» когда выживает наиболее приспособленный, но только в этом поколении.
— Зимой, выходит, в зоне почти безопасно? — на всякий случай уточнил я.