Граф
Шрифт:
— Я… ты меня не так поняла.
— Да? А как я тебя должна понять?
— Мне с тобой нужно поговорить. ОЧЕНЬ нужно. С глазу на глаз. Если не тут, то где?
— Поговорить, говоришь? — напряженно переспросила Прасковья, прищурившись.
— Да. Это касается нас.
— Нас? — удивилась она. Чуть помедлила. И что-то для себя решив, пошла к двери, походу бросив, — на стене поговорим. Там и на виду у всех, и вдали от лишних ушей.
Вышла. И пошла туда.
Петр же поспешил за ней. Лишь зыркнув недовольно на ткачих, что стояли у двери и никуда не уходили. Они за свою старшую явно переживали. Более того, эти «букашки» глядели на главного человека в крепости с осуждением и недовольством. Молчали. Но взгляда хватало за глаза. Лучше бы матерились…
Вышли они на стену.
— Ну, о чем ты хотел со мной говорить? — кутаясь в теплый плащ, поинтересовалась женщина.
— Я виноват перед тобой. Там, у реки.
— Так ты об этом хотел поговорить? — фыркнула Прасковья. — Я ухожу… — добавила она и начала разворачиваться. Но Петр ее схватил за руку.
— Постой. Подожди. Просто выслушай меня.
— Почему?
— Потому что я люблю тебя. Жить без тебя не могу.
— А тогда чего же сбежал и опозорил меня?
— Прочти это, — произнес Петр, ловко вытащив из одного футляра грамотку.
— Что сие?
— Выписка от Разрядного приказа.
Прасковья приняла свиток. Развернула его. И медленно прочитала вслух. Свернула. И вернула Петру.
— Я и так об этом догадывалась. И решила, что ты меня в жены брать не хочешь. Брезгуешь.
— Вздор! Вот! Читай и этот! — протянул ей второй свиток Петр.
И вновь урок чтения вслух.
Пауза.
И еще раз. Только медленнее и вдумчивее.
— Это как понимать?
— Так и понимать. Венчан я был. Оттого и не мог взять тебя под венец. Понимаешь? И раскрыться не мог. Опасался, что моих близких перебьют, как магнат тот и сказывал, прямо у меня на глазах. Скрывался. В другую державу уехал. Нищим прикидывался. Потом вот в глуши жил…
— Ты думаешь, что я бы тебя выдала?
— Не мог я рисковать. Опасался, что, если узнают, что и ты мне дорога, тебя тоже убьют. Только лишь поняв, что тебя теряю, открылся Андрею и помощи у него попросил. Не смог более терпеть.
— Поверить не могу, — покачала она головой. — В нашей судьбе участвую и патриарх, и Царь…
— Только благодаря графу.
— Ну да… Разумеется… Что с той семьей?
— Венчались мы без свидетелей и без дозволения опекуна. Посему патриарх брак не законным и признал.
— Священник решился на такое дело? Не поверю.
— Мы прибыли к нему как простые селяне. Девушку представил сироткой и бесприданницей, а сам сказался бобылем, что тут на заработках. Он нас и обвенчал.
— Без свидетелей?
— Служек позвал.
— То есть, брак законный?
— Нет! Какие это свидетели? Их ведь чин по чину нужно выбирать. Да и обманули мы священника. Вот патриарх и признал сие венчание не действительным. Значит так и есть. И я могу тебя смело теперь вести под венец.
— Как? Под своим вымышленным именем?
— Нет. Под своим законным именем. Под Георгием. Царь ведь признал меня и на службу записал, как отъехавшего из Литвы по притеснениям великим воина. Так что больше никаких тайн и лжи.
— А что с твоей женой ныне?
— Бывшей.
— Бывшей женой.
— Ее выдали повторно замуж через полгода после того, как она родила дите.
— И не побоялись, что вскроется ее венчание?
— Село то, где церквушка стояла, разбойники в первую же зиму после венчания нашего разорили. Людишек всех перебили, включая священника со служками. И пожгли бумаги. Так что, ни видаков, ни бумаг более нет. Оттого кто бы сие вскрыл? Разве что я. Но я надежно схоронился, дабы родичей моих не перевели.
— А дите?
— Дочь. Она в Туле. У Андрея. Ее вывезли из Литвы и определили к Андрею в воспитанницы.
— Видел ее?
— Да. Но что я ее отец она не знает.
— Зачем ее вывезли? Да еще и Андрею под руку приставили, — после небольшой паузы спросила Прасковья, нахмурившись.
— Магнат тот теперь у Государя нашего вот где! — сжал кулак Георгий. — Он сам ее и передал в знак доброй воли. А если брыкаться начнет, так Царь наш всей Литве о его делишках поведает.
— Ой ли?
— Магнат тот мне примирительное письмо написал. Сказал, что дело былое. И поминать о том не стоит. И даже денег прислал. Тут ведь как все обстоит? Царь вроде и помог своему слуге верному, Андрею, что за своего слугу просил. Вроде и милость. Но на самом деле — подарок великий от нас. Тот ведь магнат ранее держался очень своевольно. И про Царя иной раз гадости сказывал. А ныне стал его верным проводником воли в Литве.
— Неужто одно только слово Царя таких дел наделает? Чего ему боятся?
— Не просто слово. Я ведь все как на духу выдал. Он проверил. Так и есть. Так и получилось… Так что магнату теперь никуда не деться. Разве что в петлю или на войне голову сложить, дабы позора не терпеть. Но так Царь может его и посмертно ославить. Через что навредить роду безгранично. Позор то какой! За подопечной не усмотрел. Да как! Замуж выйти успела! А потом, скрыв это от всех, выдал ее повторно замуж, в нарушение законов земных и небесных. И обрек того несчастного на беду великую. Ведь дети его от такого брака — бастарды. И их надобно теперь признавать, чтобы наследство им чин по чину передать. Да и даже после усыновления — все одно — смотреть на них станут косо. В общем — бедствие немало. И это только начало. Считай можно за такие дела так ударить по магнатскому роду, что только перья полетят. Сами же шляхтичи его растерзают. Многое там вскроется…
— Ну… сомнительно мне сие кажется. Ну да ладно. Государю виднее. А родичи твои?
— Я им уже отписал письмо и пригласил сюда, на московскую службу. Рассказав о том, как устроился.
— Они знали о твоем том браке?
— Нет. Не успели. Мы его скрывали.
— Не боишься, что они от тебя отвернутся? Чай на крестьянке жениться надумал. Позорище же! Для шляхтича же!
— Ну какая ты крестьянка?! — воскликнул Георгий. — Ты же мастерица. Первая среди ткачих ковровых всея Руси. Вон — заведуешь целой мастерской большой.