Графиня де Шарни. Том 1
Шрифт:
— Молчите! — произнес фермер, стиснув незнакомцу руку. — Ни слова об этом.
— Почему же? — возразил незнакомец. — Ведь я говорю об этом, чтобы помочь тебе отомстить.
— Тогда, — сказал Бийо, побледнев и вместе с тем улыбаясь, — тогда дело другое, давайте поговорим.
Питу не думал больше о еде и питье, он смотрел на незнакомца, словно на колдуна.
— И как же намерена действовать твоя месть? — с улыбкой продолжал иностранец. — Скажи. По-крохоборски, расправой с отдельным человеком, как ты уже пытался однажды?
Бийо стал бледней мертвеца; Питу чувствовал, как по всему
— Или ты собираешься преследовать всю касту?
— Собираюсь преследовать всю касту, — сказал Бийо, — потому что преступление одного человека — это их общее преступление; и господин Жильбер, которому я жаловался, сказал мне: «Бедняга Бийо, то, что случилось с тобой, случилось уже с сотнями тысяч отцов! Чем еще заниматься дворянам, если в молодости не похищать девушек из простонародья, а в старости не тянуть деньги из короля?.
— Вот как! Жильбер тебе это сказал?
— Вы его знаете?
Незнакомец улыбнулся.
— Я знаю всех людей, — сказал он, — и тебя, Бийо, фермера из Писле, и Питу, капитана арамонской национальной гвардии, и виконта Изидора де Шарни, бурсоннского сеньора, и Катрин.
— Я тебе уже говорил, брат, чтобы ты не произносил этого имени.
— Почему же?
— Что же с ней стряслось?
— Она умерла!
— Да нет же, она не умерла, папаша Бийо, — вскричал Питу, — ведь…
И с языка у него чуть не сорвалось: «Ведь я знаю, где она находится, и каждый день с ней вижусь, но Бийо твердым, не допускавшим возражений тоном повторил:
— Она умерла!
Питу склонил голову; он понял.
Быть может, Катрин была жива для других, но для него, отца, она умерла.
— Так, так! — воскликнул незнакомец. — Будь я Диогеном, я потушил бы свой фонарь: полагаю, что я встретил человека.
Затем он встал, протянул Бийо руку и сказал:
— Брат, пойдем, прогуляемся немного, а этот славный молодой человек тем временем допьет свою бутылку и расправится с колбасой.
— Охотно, — отвечал Бийо, — я начинаю понимать, что ты хочешь мне предложить.
И, взяв незнакомца под руку, он сказал, обратившись к Питу:
— Жди меня здесь, я вернусь.
— Знаете ли, папаша Бийо, — возразил Питу, — если вас долго не будет, я заскучаю! У меня осталось всего полбутылки вина, огрызок колбасы да тонкий ломтик хлеба.
— Ладно, славный Питу, — отозвался незнакомец. — Масштабы твоего аппетита нам известны, и мы пришлем тебе чего-нибудь такого, чтобы ты набрался терпения, дожидаясь нас.
И в самом деле, не успели незнакомец с Бийо скрыться из виду за углом стены из зелени, как на столе перед Питу возникли новая колбаса, второй каравай и третья бутылка вина.
Питу ничего не понял из того, что произошло; он был весьма удивлен и в то же время сильно встревожен.
Но удивление и тревога, как и все вообще чувства, крайне обостряли в нем чувство голода.
Итак, Питу под воздействием удивления, а главное, тревоги ощутил непреодолимую потребность отдать должное принесенным ему яствам и с пылом, который мы за ним уже знаем, утолял эту потребность до самого прихода Бийо, который вернулся один и молча, но с просветлевшим лицом, в котором отражалось чувство, напоминавшее радость, опустился на стул напротив Питу.
— Ну, что? — спросил тот у фермера. — Какие новости, папаша Бийо?
— Новости такие, что завтра ты, Питу, отправишься домой один.
— А вы как же? — спросил капитан национальной гвардии.
— Я? — отозвался Бийо. — Я остаюсь.
Глава 9. ЛОЖА НА УЛИЦЕ ПЛАТРИЕР
Если наши читатели пожелают — поскольку с событий, о которых мы только что поведали, миновала целая неделя, — итак, если наши читатели пожелают вновь встретиться кое с кем из главных действующих лиц нашей истории, лиц, которые не только играли роль в прошлом, но и предназначены играть ее в будущем, мы приглашаем их присесть у фонтана на улице Платриер, к которому приходил когда-то мальчик Жильбер, гость Руссо, чтобы обмакнуть в его воду свой черствый хлеб. Оказавшись здесь, мы поведем наблюдение и пойдем за одним человеком, который вскоре должен здесь оказаться, и мы узнаем его, но уже не по форменному платью представителя от провинций — платью, которое после отъезда ста тысяч депутатов, присланных Францией, неизбежно привлекло бы к себе повышенное внимание окружающих, а наш герой отнюдь не стремится к этому, — но в простом и более привычном наряде богатого фермера из парижских окрестностей.
Теперь уже, наверно, читатель и сам понял, что герой этот — не кто иной, как Бийо; он шагает по улице Сент-Оноре мимо решеток Пале-Рояля который с недавним возвращением герцога Орлеанского, более восьми месяцев пробывшего в лондонском изгнании, вновь обрел свое ночное великолепие, — сворачивает налево, на улицу Гренель, и без колебаний устремляется по улице Платриер.
Однако, поравнявшись с фонтаном, у которого мы его поджидаем, он нерешительно останавливается, но не потому, что ему не хватает духу, тем, кто его знает, хорошо известно, что, если отважный фермер решил идти хоть в самый ад, он пойдет туда не бледнея, — но явно потому, что нетвердо знает дорогу.
И в самом деле, нетрудно убедиться-а нам в особенности, поскольку мы следим за ним, не спуская с него глаз, — нетрудно убедиться, что он осматривает и изучает каждую дверь, как человек, не желающий ошибиться адресом.
Однако, несмотря на внимательный осмотр, он миновал уже две трети улицы, так и не найдя того, что искал; дальше проход перегорожен толпой граждан, которые остановились возле кучки музыкантов, откуда раздается голос, распевающий песенки на злобу дня; быть может, эти песенки не возбудили бы столь острого любопытства, если бы в каждую из них не были вставлены один-два куплета с выпадами против известных лиц.
Одна из песенок под названием «Манеж. исторгла у толпы радостные крики. Поскольку Национальное собрание заседало в помещении Манежа, то разные группировки внутри Собрания приобрели свойства лошадиных мастей вороные и белые, чалые и гнедые — и, мало того, депутаты получили лошадиные клички: Мирабо окрестили Удалым, графа де Клермон-Тоннера — Пугливым, аббата Мори — Шальным, Туре — Грозой, а Байи — Везунчиком.
Бийо на минутку остановился послушать эти более резкие, нежели справедливые нападки, потом взял направо, проскользнул вдоль стены и скрылся из виду.