Графиня де Шарни. Том 2
Шрифт:
Людовик XVI поворотился к Дюмурье со словами:
— Сударь! Можете ли вы что-нибудь прибавить к тому, о чем говорилось в вашем вчерашнем письме?
— Нет, государь, — отвечал Дюмурье, — если только нашей преданности и нашей привязанности не удастся убедить вас, ваше величество.
— В таком случае, — нахмурившись, молвил король, — ежели ваше решение окончательно, я принимаю вашу отставку; я об этом позабочусь.
Все четверо поклонились; Мург успел составить письменную просьбу об отставке и подал ее королю.
Трое других сделали устные заявления.
Придворные ожидали в приемной; они увидели, как выходят четыре министра, и по выражению их лиц поняли, что все кончено.
Одни возрадовались; другие пришли в ужас.
Атмосфера сгущалась, как в знойные летние дни; чувствовалось приближение грозы.
В воротах Тюильри Дюмурье встретил командующего Национальной гвардией г-на де Роменвилье.
Он только что в спешке прибыл во дворец.
— Господин министр, — молвил он, — я жду ваших приказаний.
— Я больше не министр, сударь, — отозвался Дюмурье.
— Но в предместьях неспокойно!
— Доложите об этом королю.
— Дело не терпит отлагательств!
— Ну так поторопитесь! Король только что принял мою отставку.
Господин де Роменвилье бросился бегом по ступеням.
17-го утрам к Дюмурье вошли г-н Шамбона и г-н Лажар; оба они явились от имени короля: Шамбона пришел забрать портфель министра внешних сношений, а Лажар — принять дела военного министерства.
Утром следующего дня, то есть 18-го числа, король назначил встречу с Дюмурье, дабы покончить с ним, а заодно и с его последней работой: счетами и тайными расходами.
Увидев Дюмурье во дворце, придворные решили, что он возвращается на прежнее место, и окружили его с поздравлениями.
— Господа, будьте осторожны! — предупредил Дюмурье. — Вы имеете дело не с возвращающимся, а с уходящим министром: я только что сдал дела.
Окружавшая его толпа придворных в одно мгновение растаяла.
В эту минуту лакей доложил, что король ожидает г-на Дюмурье в своей комнате.
Король вновь обрел прежнюю безмятежность.
Объяснялось ли это силой души или кажущейся безопасностью?
Дюмурье представил счета. Окончив работу, он поднялся.
— Так вы собираетесь догонять армию Люкнера? — откидываясь в кресле, поинтересовался король.
— Да, государь; я с огромным удовольствием покидаю этот ужасный город; жалею я лишь об одном: я оставляю вас здесь в опасном положении.
— Да, в самом деле, — с видимым равнодушием согласился король, — я знаю, какая опасность мне угрожает.
— Государь, — продолжал Дюмурье, — вы должны понять, что сейчас я говорю с вами не из личного интереса: будучи выведен из состава совета, я навсегда от вас отлучен; итак, из верности, во имя самой чистой привязанности, из любви к отечеству, ради вашего спасения, ради спасения короны, королевы, ваших детей; во имя всего, что дорого и свято, я умоляю ваше величество не упорствовать в наложении вашего вето: это упорство ни к чему не приведет, а себя вы погубите, государь!
— Не говорите мне больше об этом, — нетерпеливо проговорил король, — я уже принял решение!
— Государь! Государь! Вы говорили мне то же в этой самой комнате в присутствии королевы, когда обещали одобрить декрет.
— Я был не прав, мне не следовало вам этого обещать, сударь, и я в этом раскаиваюсь.
— Государь! Повторяю, что я имею честь в последний раз с вами говорить и потому прошу меня простить за откровенность: у меня за плечами пятьдесят три года, — вы ошибались не тогда, когда обещали мне санкционировать эти декреты, а сегодня, когда отказываетесь сдержать свое обещание… Кое-кто пользуется вашей доверчивостью, государь; вас толкают к гражданской войне; вы обессилены, вы погибнете, а история хоть и пожалеет вас, однако непременно упрекнет в причиненном Франции зле!
— Вы полагаете, что именно я буду повинен в несчастьях Франции? — удивился Людовик XVI.
— Да, государь.
— Бог мне свидетель: я желаю ей только благополучия!
— Я в этом не сомневаюсь, государь; однако мало иметь добрые намерения. Вы хотите спасти церковь — вы ее губите; ваше духовенство будет перерезано; ваша разбитая корона скатится на землю, залитую вашей кровью, кровью королевы, а может быть, и ваших детей. О мой король! Мой король!
Задыхаясь, Дюмурье припал губами к протянутой Людовиком XVI руке.
С необычайной безмятежностью и не свойственным ему величавым видом король молвил:
— Вы правы, сударь; я готов к смерти, и я заранее прощаю ее своим убийцам. Что же до вас, то вы хорошо мне послужили; я вас уважаю и благодарен вам за откровенность… Прощайте, сударь!
Торопливо поднявшись, король отошел к окну. Дюмурье собрал бумаги не спеша, чтобы лицо его успело принять подходящее случаю выражение, а также чтобы дать королю возможность его окликнуть; затем он медленно пошел к двери, готовый вернуться по первому слову Людовика XVI; однако это первое слово оказалось и последним.
— Прощайте, сударь! Желаю вам счастья! — только и выговорил король.
После этих слов Дюмурье не мог более ни минуты оставаться в комнате короля..
Он вышел.
Монархия только что порвала со своей последней опорой; король сбросил маску.
Он стоял лицом к лицу с народом.
Посмотрим, чем же в это время был занят народ!
Глава 14. ТАЙНЫЕ СБОРИЩА В ШАРАНТОНЕ
Какой-то человек в генеральском мундире весь день провел в Сент-Антуанском предместье, разъезжая на огромном фламандском жеребце, раздавая направо и налево рукопожатия, целуя молоденьких девушек, угощая парией вином.
Это был один из шести наследников генерала де Лафайета, жалкое подобие командующего Национальной гвардией: командир батальона Сантер.
Рядом с ним, будто адъютант при генерале, на крепкой лошадке трясся какой-то человек, судя по одежде — деревенский патриот. Огромный шрам проходил через его лоб; в отличие от командира батальона, улыбавшегося искрение и глядящего открыто, он угрожающе посматривал из-под нависших бровей.
— Будьте готовы, дорогие друзья! Берегите нацию! Предатели замышляют против нее, но мы не дремлем! — говорил Сантер.