Графиня де Шарни. Том 2
Шрифт:
— К королю! Да здравствует король! — ответили громогласным кличем солдаты и офицеры.
Шарни занял место в рядах. В нескольких словах он изложил, как обстоят дела. Когда граф уезжал, король находился в Варенне, так что еще не все было потеряно.
Лошади уже устали, но какое это имело значение! Полк продолжал скакать крупной рысью: перед выступлением кони получили овса, люди были воодушевлены речью и луидорами г-на де Буйе. Поэтому полк мчался вперед с криками: «Да здравствует король!»
В Крепи повстречали священника, из присягнувших. Он взглянул на полк, спешащий в Варенн, и крикнул:
— Торопитесь, торопитесь! К счастью, вы приедете слишком поздно.
Граф де Буйе услышал эти слова и, подняв саблю, ринулся на него.
— Несчастный! Что ты делаешь? — остановил графа отец.
Молодой человек опомнился, понял, что сейчас убьет беззащитного, да к тому же священнослужителя, а это — двойной грех, и, вытащив ногу из стремени, ударил священника сапогом в грудь.
— Вы приедете слишком поздно! — покатившись в пыль, повторил священник.
Полк продолжил путь, проклиная этого пророка, сулящего несчастье.
Явственней стала слышна ружейная перестрелка.
Оказалось, г-н де Делон с семьюдесятью гусарами вел бой примерно с таким же числом национальных гвардейцев.
Полк ринулся в атаку на национальную гвардию и рассеял ее.
Но от г-на де Делона узнали, что в самом начале девятого король выехал из Варенна.
Г-н де Буйе извлек часы: было без пяти девять.
И все равно надежда оставалась! О том, чтобы пройти через город из-за возведенных там баррикад нечего было и думать; Варенн решили обойти.
Обходить решили слева, поскольку справа местность была такова, что пройти там не удалось бы.
Но слева придется переправляться через реку. Однако Шарни заверил, что ее можно перейти вброд.
Итак, решено было оставить Варенн справа, пройти лугами, на Клермонской дороге атаковать конвой, как бы многочислен он ни был, и освободить короля или погибнуть.
Проскакав две трети лье, подошли к реке напротив города. Первым направил в нее коня Шарни, за ним последовал г. де Буйе, потом офицеры, а за офицерами солдаты. За лошадьми и солдатскими мундирами не видно было воды. Минут через десять весь полк был на другом берегу.
Переправа немножко освежила и коней, и всадников.
Коней пустили галопом и поскакали прямиком к Клермонской дороге.
Вдруг Шарни, опережавший отряд шагов на двадцать, остановился и вскрикнул: он стоял на берегу канала, проходящего в глубокой выемке с крутыми откосами, и обнаружил его, только подъехав вплотную.
Шарни совершенно забыл про него, хотя во время топографических работ самолично его снимал. Канал тянулся на многие лье и на всем протяжении представлял такую же трудность для переправы, как и здесь.
Если с ходу его не преодолеть, то на переправе можно поставить крест.
Шарни подал пример: он первым бросился в воду. Глубина была большая, но конь графа бесстрашно поплыл к другому берегу.
Но вся беда была в том, что на крутом глинистом откосе подковам лошади не за что было зацепиться.
Трижды или четырежды Шарни пытался выбраться наверх, но, несмотря на все искусство опытного наездника, каждый раз его лошадь после отчаянных, почти по-человечески разумных усилий соскальзывала из-за отсутствия опоры для передних ног и, хрипло дыша, бухалась в воду, чуть ли не топя всадника.
Шарни понял: то, что не смог сделать его великолепный скакун лучших кровей, управляемый умелым седоком, заведомо не под силу четырем сотням полковых лошадей.
Итак, попытка не удалась; судьба оказалась сильней, король и королева погибли, и, раз нельзя их спасти, не остается ничего другого, как исполнить свой долг, то есть погибнуть вместе с ними.
Граф предпринял еще одно усилие, чтобы выбраться на берег, оно оказалось тщетным, как и предыдущие, но на сей раз граф почти до половины клинка вонзил в глину свою саблю.
Сабля так и осталась там — как опора, которой лошадь воспользоваться не способна, но которая может оказаться полезной для седока.
Шарни отпустил узду, вынул ноги из стремян и, оставив коня бороться с гибельной водой, подплыл к сабле, схватился за нее, и после нескольких бесплодных попыток вскарабкался на откос и выбрался на берег.
После этого он повернулся и глянул на противоположную сторону: де Буйе и его сын плакали от бессильной ярости, солдаты угрюмо сидели в седлах, поняв, после того как стали свидетелями отчаянной борьбы, что вел Шарни, сколь тщетна была бы их попытка форсировать канал.
Г-н де Буйе был в безмерном отчаянии; ведь до сей поры все его предприятия удавались, все его действия увенчивались успехом, и в армии даже родилась поговорка: «Удачлив, как Буйе.»
— Ах, господа, — скорбно воскликнул он, — после этого можно ли назвать меня удачливым?
— Нет, генерал, — ответил с другого берега Шарни, — но будьте спокойны, я засвидетельствую, что вы сделали все, что было в человеческих силах, а ежели я скажу, мне поверят. Прощайте, генерал.
И он пошел пешком, весь в грязи, истекающий водой, безоружный: сабля его осталась на откосе канала, порох в пистолетах подмок; вскоре он скрылся среди деревьев, которые, подобно дозору, выдвинутому лесом, стояли вдоль дороги.
Именно по этой дороге и увезли плененного короля и королевское семейство. Чтобы догнать их, нужно было идти по ней.
Но, прежде чем выйти на дорогу, Шарни в последний раз обернулся и увидел на берегу проклятого канала г-на де Буйе и его отряд, которые, хоть и понимали, что идти вперед нет возможности, никак не могли решиться начать отход.
Шарни обреченно помахал им рукой, торопливо зашагал по дороге и вскоре исчез за поворотом.
Проводником ему служил доносившийся до него многоголосый гул, в который смешивались крики, восклицания, угрозы, смех и проклятия десятитысячной толпы.