Графиня Козель
Шрифт:
Графиня Рейс, графиня Вицтум и Фюрстенберг под благовидными предлогами устраивали королю свидания с прелестной Анной, всячески способствуя их сближению; Анна с каждым днем становилась все смелей и благосклонней, но Август с вечера у графини Рейс не подвинулся ни на шаг к цели, Анна Гойм стояла на своем, не шла ни на какие уступки, и ее выдержка, хладнокровие, умение владеть собой начинали уже всех беспокоить. Опасались, как бы король не передумал, не отступился от нее, как бы кто не воспользовался проволочкой, чтобы уговорить Августа остановить выбор на ком-нибудь другом. Графиня Гойм, сколько бы ее ни спрашивали, отвечала все с тем же невозмутимым спокойствием, что она может стать лишь
– Признаюсь, – сказал он немного погодя, – это затянувшееся ухаживание мне порядком надоело, надо покончить с ним раз и навсегда.
– Порвать? – спросил князь.
– Посмотрим, – коротко ответил Август.
Больше ничего даже самый близкий его наперсник не мог у него выведать.
В тот же день Август приказал принести из казны сто тысяч талеров золотом. Мешок был тяжеленный, его с трудом притащили двое сильных крепких мужчин. Когда мешок опустили на пол, король ухватил его за оба конца и поднял без всякого усилия. Это была проба. При этом король был так мрачен, что даже Фюрстенберг не решился спросить у него, для чего ему понадобились такие сокровища. Накануне Август виделся с Анной в Бажантарни, куда приятельницы повезли ее на прогулку. Он долго гулял с ней, беседовал, был чрезвычайно нежен, но Анна оставалась все такой же холодной, и уехал он оттуда, как уверяла графиня Вицтум, в небывалом, хотя и затаенном гневе.
Всем было ясно, что развязка близится. Король молчал. И почти ежедневно ездил к княгине Тешен. Она обливалась слезами, выслушивая донесения об Анне Гойм, и осушала глаза, увидев Августа. В такой неопределенности протекло несколько недель. Придворным они показались бесконечными, непонятно было, кому кланяться и воздавать почести, кому нести сплетни. Гойму вдруг не только разрешили, но повелели вернуться, ибо отсутствие его сказалось на казне, – в умении наполнять ее он не знал себе равных.
Вечером того дня, когда ждали возвращения министра, король со ста тысячами талеров в карете велел везти себя во дворец Гойма.
Надвигались сумерки, день стоял осенний, пасмурный. Графиня Гойм была дома одна, она ходила, задумавшись, по небольшой, незатейливо обставленной гостиной. У себя в доме Анна принимала только женщин, и потому очень удивилась, заслышав на лестнице мужские голоса. Каково же было ее изумление, когда дверь без всякого доклада растворилась, и в гостиную вошел король. Дверь сразу закрылась за ним. Испуганная его появлением, не предвещавшим ничего хорошего, Анна невольно отступила. На столике лежал заряженный пистолет – неразлучный спутник ее с первых дней пребывания в Дрездене, хотя все, кто видел его, смеялись над этим. Когда король вошел, Анна схватила пистолет и спрятала его под накидку. Она проделала это ловко и быстро, но от глаз короля ничего не укрылось.
– Никакая защита вам не понадобится, – сказал он, – тем более такая…
Анна, не в состоянии вымолвить ни слова, в упор смотрела на Августа.
– Выслушайте меня, сударыня, – сказал король, бросив на пол мешок с золотом с такой силой, что он лопнул, и дукаты со звоном разлетелись по паркету, – я могу осыпать вас золотом, званиями, титулами…
Тут он взял в руки две принесенные с собой подковы, разломал их и бросил на кучу золота.
– Но я могу, – добавил он, – тех, кто сопротивляется мне, сломать вот так, как я ломаю железо. Вам предоставляется выбор: золото или железо, любовь или война.
Анна стояла, безразлично глядя на кучу золота и куски железа.
– Ваше величество, – промолвила она, – я не боюсь смерти и не мечтаю о золоте. Вы можете сокрушить меня, как эти подковы, но воли моей вы не сломите. И золото ее не растопит. Почему вы не принесли мне единственное, чем можно меня покорить? Ваше сердце?
– Оно давно принадлежит вам! – воскликнул Август.
– Я этого не вижу и не чувствую, – продолжала все так же спокойно Анна, – любящее сердце не способно обесчестить ту, кого оно полюбило! Не скрою, король, я люблю вас и не в силах противиться этому чувству, но никогда не запятнаю его.
Король подбежал к ней и опустился на колени; Анна отступила в другой конец гостиной.
– Выслушайте меня, король.
– Приказывай.
– Анна Гойм не будет вашей, пока не почувствует себя достойной вашей любви…
– Итак, условия? Говори! Каковы твои условия?
– Письменное обещание жениться на мне.
Август, услышав это, умолк, опустил голову, нахмурил брови.
– Анна, – сказал он, – это опасное для тебя условие.
– Я не отступлюсь, жизнь отдам, но не отступлюсь. Этого требует моя честь. Я должна, хотя бы в мыслях и мечтах, быть вашей женой, или, прежде чем вы дотронетесь до меня, я лишу себя жизни.
Король отпрянул на шаг.
– Хорошо, – сказал он, – будь по-твоему.
Анна радостно вскрикнула.
– Все остальное пустяки, – промолвила она голосом, звенящим от счастья, – теперь надо развестись с Гоймом.
– Завтра же прикажу подписать развод в консистории, – поспешил успокоить ее король. – Чего еще ты хочешь?
– Больше ничего, – тихо сказала Анна, преклонив колени, – мне больше ничего не надо.
– А мне надо, – подхватил Август, заключая ее в объятия, но она тут же выскользнула из его рук.
– Ваше величество, – воскликнула Анна. – Я верю вашему королевскому слову, но не позволю дотронуться до себя, пока не порваны узы, которыми я связана: развод должен быть оглашен, обещание ваше скреплено подписью. Я – жена Гойма, я дала клятву быть ему верной и сдержу ее.
Август молча поцеловал ей руку.
– Как вам будет угодно. Я ваш раб, вы моя владычица! Сегодня приезжает Гойм, объяснитесь с ним. Завтра я прикажу приготовить для вас дворец; сто тысяч талеров в год и оба мои королевства у ваших ног, а с ними и я.
Анна, увидев короля коленопреклоненным, коснулась губами его лба и отошла.
– До завтра!
– Мне уйти? – спросил Август.
– До завтра. – Анна протянула ему руку.
Король покорно встал, молча поцеловал Анну и направился, вздыхая, к дверям. Груда золота осталась на паркете.
В ту же ночь граф Гойм вернулся домой и сразу же бросился к жене, но двери ее комнаты оказались запертыми; графиня спит, сказали ему, она не совсем здорова и не велела никого впускать.
Во время своей вынужденной отлучки граф все больше нервничал и беспокоился о жене. У него, конечно, были свои соглядатаи, доносившие ему о каждом шаге Анны, разумеется, доступном их глазу, и в их сообщениях о визитах и прогулках, в которых почти всегда принимала участие и его сестра графиня Вицтум, ничего порочащего жену не было. И все же Гойм чувствовал, что интриги плетутся, разрастаются, угрожая его супружеству. Но что предпримешь, кому пожалуешься? Главным действующим лицом был король, а короля Гойм боялся пуще всего, ибо отлично знал его. Мнимая доброта и мягкость короля не вводили Гойма в заблуждение. Ни на минуту не забывал он об участи своего благодетеля Бейхлинга. Единственной гарантией казался ему характер жены, ее гордость и забота о добром имени.