Графиня Козель
Шрифт:
Фрелих был маленького роста, круглый, румяный, носил что-то вроде гансвурстовского [15] фрака, таких разноцветных фраков у него по милости короля было девяносто девять. На голове у него высился огромный остроконечный, украшенный перьями колпак, а сзади был привешен большой, в форме камергерского ключа серебряный кубок унций на шестьдесят – подарок короля. Принимая иногда участие в ночных пиршествах, Фрелих обязан был пить из своего «камергерского ключа».
Чтобы однообразные шутки Фрелиха не приедались, с ним в паре обычно выступал некий камер-курьер,
15
Гансвурстовский – шутовской (Hanswurts – шут, комическая фигура немецкого театра XVI–XVIII вв.).
Знаменитый острослов Киан играл здесь тоже немалую роль, мы видели в начале книги, как ценил его король. Фрелих, несмотря на свое скоморошество, был человек рассудительный и вполне порядочный. Он сколачивал понемногу состояние, жил экономно, втихомолку посмеивался над теми, кто громко смеялся над ним и оставался целым и невредимым, варясь в котле королевского двора.
Спозаранку, еще до рассвета, отправлялся Фрелих во фраке и колпаке в замок и возвращался домой, где его ждала домоправительница, обычно очень поздно.
В дом шута редко кто стучался, ибо он сам был там гостем. И потому странным показалось госпоже Лотте, старой деве, прислуживавшей Фрелиху, когда в один осенний день, чуть ли не на рассвете, в дверь постучались. Придворный скоморох насторожился: вероятно, загулявшему до утра королю взбрело в голову послать за ним, а он еще не одет, и лошадь не подана. Лотта, увидев через застекленную дверь придворную ливрею, пришла к тому же выводу. На пороге стоял молодой человек высокого роста. Смерив его взглядом с ног до головы, Лотта спросила, что ему угодно.
– Я хотел бы поговорить с господином Фрелихом, – ответил молодой человек.
– Вы от короля?
Ответа не последовало.
Тайные посланцы случались от короля, поэтому Лотта не решилась отказать незнакомцу и впустила его наверх, где Фрелих надевал перед зеркалом свой шутовской наряд.
Шут тоже был удивлен неожиданным появлением молодого человека: кто он, гость или посланец? Фрелих обернулся к нему и, войдя в свою роль, стал изгибаться в поклонах, величая гостя его превосходительством. Бедняге менее всего подходил этот титул: бледный, изнуренный молодой человек стоял на пороге и мял в руке шляпу.
– Чем могу служить вашему превосходительству, – поклонившись, спросил Фрелих.
– О, господин Фрелих, – робким голосом ответил гость, – не смейтесь над несчастным, скорее я должен звать вас «ваше превосходительство».
– Гм, гм, – отозвался Фрелих, – а что, вас прислал король? А?
– Нет, я пришел сам по себе и прошу уделить мне несколько минут, мне хотелось бы поговорить с вами с глазу на глаз.
– Аудиенция? А? – подхватил, напыжившись, Фрелих. – Donnerwetter! [16] Не сделался ли я, пока спал, сам того не ведая, министром? При нашем дворе (т-с-с!) все может быть. Министры так грызутся между собой, что от них скоро мокрого места не останется, и тогда и меня и вас могут удостоить их звания. Я заранее оговариваю себе казну и акциз.
16
Черт побери! (нем.).
Несмотря на шутливый тон Фрелиха, на лице гостя не промелькнуло даже тени улыбки; он стоял все такой же сумрачный, не произнося ни слова.
– Поговорить со мной? Один на один? Прошу вас… Во всем доме нет никого, кроме Лотты, занятой приготовлением завтрака, и слуги, который чистит в конюшне лошадь.
Фрелих развалился на стуле, изображая сановника, принимающего посетителя. Но молодого человека, казалось, ничто не способно было рассмешить.
– Господин Фрелих, – сказал он, подойдя поближе, – вы будете удивлены, если узнаете, что я пришел к вам по важному делу.
– А! Так вы ошиблись дверью!
– Нет, – сказал незнакомец, – нет. Я вижу вас каждый день при дворе, и на лице вашем написано, что вы человек добрый и что сердце у вас отзывчивое.
– Дорогой мой! Вы, наверно, хотите денег взаймы, – прервал его Фрелих, всплеснув руками, – предупреждаю, ничего не получится. Могу служить всем, чем располагаю: советом, смехом, поклонами, собственным хребтом, чем угодно, только не деньгами. Денег у меня нет. Король-то голый, откуда же у меня быть деньгам?
– Но я и не думал просить!
– А, – облегченно вздохнул Фрелих, – так чего вы, черт побери, от меня хотите? Чтобы я вас фокусам научил? Как, например, из одного яйца вытащить сто пятьдесят аршин ленты?
– Нет, – ответил гость.
– Тогда, может быть, вы ищете моего покровительства?
– Возможно, – с грустью ответил незнакомец, – ведь больше не у кого.
– Тут и шут пригодится, – рассмеялся старик. – Не, ей богу, Шмидель, барон и камер-курьер, был бы вам более полезен. Судя по ливрее, вы служите при дворе, но выговор у вас не наш. Ничего удивительного, скоро саксонца при саксонском дворе и днем с огнем не сыщешь. Кто ты?
– Я поляк, меня зовут Раймунд Заклика.
– Поляк, стало быть, шляхтич, – сказал Фрелик, – садись же, я уважаю шляхту, а так как я мещанин, то стоить полагается мне, а не тебе.
– Не шутите, господин Фрелих.
– Не могу, я подавился бы собственным языком, ежели бы перестал шутить. Но время – деньги, говори, достопочтенный поляк, что с тобой? Ты болен? Я не доктор.
Заклика никак не мог собраться с мыслями, его, очевидно, сбивал шутливый тон Фрелиха.
– Разрешите, я коротко расскажу о себе, – начал он, наконец.
– Коротко? Хорошо.
– При дворе я случайно, вы, наверно, слышали обо мне. На беду свою, я так же умею ломать подковы, мять кубки и отсекать лошадям головы, как это делает король, потому-то мне и велено было при дворе остаться.
– Как же, знаю, знаю, – рассмеялся Фрелих, – не завидую тебе, дорогой…
– Заклика…
– Дорогой господин Горемыка, – сказал Фрелих. – Какой же простак мог посоветовать тебе меряться силой с королем? Надо быть… да ты сам понимаешь, кем надо быть, чтобы пойти на это.